– Он сам говорил тебе это? Или ты придумала?

– Он… намекал. А может, и я придумала. Но мне часто снятся сны. Будто он уходит. Бросает меня. Я рыдаю. Умоляю его остаться. Как будто если он уйдет – я исчезну.

Она молчала. А я продолжала:

– А потом бывают другие сны. Мы вместе. Он такой заботливый. Мы едины, как будто душа одна на двоих. Без слов – все понятно. И я просыпаюсь с чувством любви. С ярким, почти сияющим ощущением. А потом смотрю на него… и понимаю: это не он. Не совсем. Это как будто два разных человека. Один – из сна. Второй – рядом. И я не могу понять, кто из них настоящий.

Она поставила чашку на блюдце, медленно.

– А ты когда-нибудь думала, что тот, из сна – это ты? Только та, которой не дают быть. Та, что любит, чувствует, говорит. Настоящая ты.

И мне вдруг стало страшно. Потому что, может быть, она права.

Я не ответила сразу. Просто опустила взгляд. Горло сжалось, как будто внутри вдруг образовался ком – не из слез, а из слов, которые я никогда не произносила.

Она налила мне еще чаю.

– Не спеши, – сказала она. – Но если хочешь, я дам тебе одну вещь. Маленькую практику.

Я подняла глаза. Она достала из ящика блокнот с обложкой, потертой по краям, и положила передо мной.

– Пиши. Не обязательно красиво. Не обязательно умно. Просто – все, что чувствуешь. Каждый день. Что Влад сказал. Как ты на это отреагировала. Какие мысли пришли. Даже если они пугают.

– Это дневник? – спросила я.

– Это зеркало. Чтобы ты видела себя. Настоящую. Не ту, на которую он смотрит. Не ту, которую ты придумала, чтобы выжить. А ту, которая внутри дрожит от боли. Или от радости. Или от свободы.

Я провела пальцами по обложке. Захотелось заплакать, но слез не было.

– И еще, – добавила она. – Наблюдай. Не за ним. За собой. Как ты себя чувствуешь рядом с ним. До разговора. После. Когда он рядом. Когда молчит. Когда уходит. Где сжимается тело? Что говорит сердце? Это все тоже текст. Твой внутренний дневник.

Я молчала. У меня вдруг возникло ощущение, будто я стою на краю. И если шагну – обратно уже не будет дороги. Но и оставаться там, где я была, больше невыносимо.

Она посмотрела на меня внимательно:

– Тебе не нужно принимать решений сейчас. Просто начни замечать. Все. Даже мельчайшее. И не вини себя за то, что видишь.

Я кивнула. Забрала блокнот. Спасибо не сказала – не смогла. Но внутри вдруг что-то дрогнуло. Как будто в темной комнате зашевелилась живая птица.

Может быть, я правда есть. Просто меня давно никто не слушал. Даже я сама.

Я долго сидела с блокнотом в руках. Лист чистый, но в голове – шум, как будто кто-то шепчет, перебивая сам себя. Я не знала, с чего начать. Поэтому просто встала, накинула пальто и вышла.

Ноги сами привели меня к старой церкви неподалеку. Там пахло свечами, холодом, пылью и чем-то очень теплым. Я зашла, тихо, почти неслышно, и просто села на лавку.

Я не молилась. Я просто сидела. Слушала, как сердце в груди стучит иначе, как будто освобожденное. Как будто его никто не держит пальцами за горло.

Когда я вернулась домой, Влад стоял у окна. Он повернулся сразу, будто ждал.

– Где была? – голос ровный, но в нем уже натянутые струны.

– В церкви, – сказала я. Честно. И тихо.

Он усмехнулся.

– В церковь? Правда? Ты теперь из этих? – он фыркнул. – Это все для идиотов. Что, свечки ставила? Отпущения грехов искала?

Я подняла глаза. Медленно. Ровно.

– Мне это, возможно, поможет. Я не знаю. Я просто… попробовала. Я ничего не теряю, Влад.

Он резко замолчал, и тишина стала вязкой. А потом неожиданно:

– Да пожалуйста. Сходи. Конечно. Ты же не пленница. Делай, что хочешь. Может, тебе и правда поможет. А то ты какая-то… странная стала в последнее время. Смотрю на тебя – и не узнаю.