– Знаешь, что они кричали, когда пикировали на врага? – продолжил папа. – Они кричали «банзай!». Это что-то вроде нашего «ура», чтобы поднять боевой дух перед смертью.

– Понятно, – меланхолично заметил я.

Мимо прошла мамаша с добрым, все понимающим лицом атакующей акулы. За ней, подобно рыбе-прилипале, клеились две малолетние, шалопайского вида девочки.

Дело шло к вечеру. Утомленные солнцем, мы праздно подставляли потные лица ветерку. И становилось почти терпимо. Я расслабленно закрыл глаза.

И тут:

– Банзаааааааай! – как завопил на всю улицу папа.

Все вокруг шарахнулись. Девочки взвизгнули. А папа покатывался со смеху.

– Что, навалил кирпичей? – довольно спросил.

Я пожал плечами, замечая, как нас тщательно обходили стороной.

– Знаешь что, – самодовольно склонился ко мне и показал пальцем на косившихся женщин. – Всем бабам, которых мы брюхатим, следует истошно орать – банзааааай!

***

Да, в этом весь мой отец.

Еще у него была потребность – напускать туману. Хлебом не корми, дай использовать собственные формулировки старых понятий, многие из которых, он считал, утратили свою ценность. И чтобы формулировки были позабористей.

К примеру, он говорил, что мы не сперму впырскиваем внутрь женщин, а миллионы троянских коней.

Разумеется, я сейчас вступил бы в дебаты. Прежде всего пытаясь выяснить, когда это я успел впырснуть сперму в женщину. Поскольку все мои любовницы всегда компактно помещались в пробирке.

Но тогда я всего лишь спросил, что такое троянский конь. В ответ он мне врезал.

Думаю, он просто не знал. Как и многих других вещей. Те знания, которых он успел нахвататься от медика Зины, отец передал и мне.

Правда, только в одном формате – в виде хлопков, подзатыльников и затрещин.

У меня не было медика Зины. Моим воспитанием полностью занимался отец, Андрей III Жалкий. Его же воспитывала медик Зина. Но к тому времени она уже была ветхой и маразматичной старушенцией.

***

Что ему еще приносило удовольствие, так это в грязных деталях описывать соитие с каждой проходящей девушкой. Соитие фантастическое, разумеется. Оно происходило лишь в чертогах его собственного мужланского воображения.

Ему от этого явно было легче на душе. Пусть в действительно он обрюхачивал только тех, кого разрешалось. Подобно кукушке, что носит яйца в чужие гнезда, папа носил свои по разным гостиничным номерам.

Отец, Андрей III Заарканенный, прекрасно осознавал, что его скрутили в бараний рог.

И вполне миролюбиво занимался священным действом зачатия. Если вообще можно так выразиться, учитывая, что он запихивал в женщин бомбы замедленного действия. Или троянских коней.

***

А за пробелы в образовании обидно. Иене ничто так не доставляет удовольствие, как постоянно тыкать мне носом в это.

Папа глушил меня, вместо того, чтобы просвещать. Он так усердно шлифовал мою прическу, что волосы сзади росли быстрее – от постоянно стимулирования и раздражения.

Приходилось часто стричься, а то с заросшей холкой я походил на почуявшего опасность вздыбленного шакала.

Мне приходят в голову мысли, что и сам отец мог не знать толком значения многих мудренных фразочек, которыми бахвалился передо мной.

***

Впрочем, чего греха таить, лучшие вечера семейной жизни я провел как раз в обнимку с папой. Это было время, когда мы смотрели, как цапают антилоп крокодилы. Как заваливаются отдыхать в выжженную траву сытые красномордые львицы. Как рыскают по океану акулы, остро высматривая, что бы сожрать или кого бы вспугнуть.

И возможной наследственной тяги взрывать хризантемы между нами и в помине не намечалось.

В наследство, помимо главного – кожаного мешочка помеж бедер – мне перешла коллекция дисков про животных.