Николай подтянулся, вылез наружу, до земли высоко, ну дай Бог…
Прыжок… Сильная боль отдала в правую ногу… перелом или вывих… Нужно собраться, времени нет…
Из фургона высунулся Бронштейн, и замахал в сторону Николая…
Нет уж подумал Николай, благодарствуем… Здесь наши дорожки расходятся…
Из-за поворота выскочил кабриолет, поравнявшись с Николаем… Вера Павловна, протянула ему руку… Садись быстрее, времени нет… Нужно спешить…
А в фургоне в это время товарищи Льва Давыдовича Бронштейна переодели его в новенький модный костюм, на голову он нахлобучил, черный высокий цилиндр… А в кармане пиджака, похрустывал новенький паспорт, на имя Льва Давыдовича Троцкого, так он и вошел в мировую историю под именем своего палача…
ЕНЬКА
Детство Евгения в Симбирске было насыщенным и увлекательным.
Он был младшим в семье, и потому все внимание родителей, многочисленных старших сестер и братьев, было уделено ему.
В семье его ласково звали Енька. Кузнецка, где родился, он почти не помнил, зато знал все закоулки, и задворки родного Симбирска.
Они с Максом, а брат был старше Евгения на два года, и в этот год отец подал в городскую управу прошение на поступление Макса в гимназию.
Так вот, они с братом любили забраться в какой, ни будь новый уголок города, частенько бывали на Соборной площади на ярмарках, посмотреть на царь- рыбу, которую купцы привозили с низовьев Волги, огромные пяти метровые белуги, или трехметровые осетры, впечатляли мальчишек.
Иногда в город приезжал заезжий кукольный театр, на площади собиралось много народу посмотреть на Петрушку. Еньки особенно нравилось, когда Петрушка колотил по голове глупую Марфу, он начинал заливаться искренним детским смехом.
Макс был непоседой и таскал повсюду брата с собой, часто они убегали в густо заросшие овраги на берегу Волги, играть в разбойников Емельку Пугачева или Стеньку Разина, память в Симбирске была жива, о этим сорванцах.
По воскресеньям всей семьей, нарядившись, они ходила на службу в Вознесенский собор, самый большой и красивый в Симбирске. Еньке нравилась, необычная, праздничная обстановка. Разноцветные расписные стены, позолоченные паникадила, лики святых с пронзительным взглядом, красивое пение церковного хора, пробирающий до мурашек голос батюшки.
Пляшущее пламя свечей, он крестился, повторяя за взрослыми, и думал о добром и всемогущем Боге.
Но, однажды, когда они шли на праздник Пасхи, Макс шепнул Евгению на ухо. Енька, спорим, что нет никакого Бога. Евгений испуганно посмотрел на брата. А ты откуда знаешь? шепотом спросил он. А я для проверки прошлый раз показал ему кукишь в кармане, и он не увидел. Давай опять проверим. Енька засомневался, но виду не подавал. Когда все стояли и молились перед образами, он быстро собрался и засунул руку с кукишем в штаны. Но ничего страшного не произошло. Так начала рушиться вера в душе Еньки.
Еще приятным приложением похода на службу в Собор, было то, что на обратном пути отец, покупал всем детям, петушков на палочке. Петушки были разных цветов, но Енька всегда выбирал красного цвета. Иногда он канючил у сестер лизнуть желтого или зеленого, но все они были на один вкус.
Еще Еньке нравились дворовые игры, он по малолетству редко принимал участие, но зато наблюдал, как брат Макс играл с пацанами в лапту, или в клек. Часто играли в городки или чижа. Один раз чиж отлетел, прямо Еньке в левый глаз, но слава Богу, обошлось синяком.
Но, самая интересная игра для Еньки была в альчики, это такие свиные позвонки, которые ставили на кон, и бросали в них круглую «бабку». Чем тяжелее «бабка», тем вернее успех. За поисками «бабки» они ходили в железнодорожное депо Симбирска, где можно было порыться в кучах, металлического мусора. Еще там можно было найти цветные обрезки от телеграфного провода. Макс научился плести из них перстни, и научил Еньку, а Енька наплел колечек сестрам.