А Волхов шумит… Дарья Жирухина

Павшим в боях за Родину и выжившим

в Великой Отечественной войне

посвящается…

Глава 1

Июнь 1940 года.      

Лесная извилистая дорога тянется вдаль. На разные голоса поют птицы, восхваляя ясное солнце. Спокойно шумят кроны вековых деревьев, бросая на разогретую полуденным зноем землю тень, и мир кажется таким прекрасным, что душа начинает петь и переливаться, как сверкающая под солнцем вода.

По обочинам дороги кивают желтыми головками ромашки, едва колыхаемые легким ветерком. Их лепестки невероятно крупные – с полмизинца. Именно эти необыкновенно красивые цветы любила девушка, идущая в босоногой толпе девчонок и мальчишек по пыльной дороге. Ребята возвращались из леса, куда ходили за ягодами.

–Тонька! Смотри, ромашки! Да какие красивые! – толкнула её в бок подруга Любка и указала на обочину.

Тоня повернула голову в указанном направлении и улыбнулась так, как умела улыбаться только она одна: бойкой, открытой, ласковой улыбкой, слегка обнажающей крепкие белые зубы.

Тося Михеева была необыкновенно красива: среднего роста, стройная, со всех сторон ладная. На ней был простой льняной сарафан, но, несмотря на это, он хорошо подчеркивал фигуру девушки. Её овальное загорелое лицо обрамляли волнистые темно – русые волосы, заплетённые голубыми лентами в две толстые косы. Из них в разные стороны выглядывали незабудки небесного цвета. А зеленые глаза, оттенённые густыми черными ресницами, были мудрыми, добрыми, понимающими. Складывалось впечатление, что взглядом она хотела охватить весь мир и одарить его своей любовью, которой, казалось, хватило бы на всех.

А девушке было пятнадцать лет.

– Как они прекрасны! – воскликнула в восхищении Тоня и подошла поближе. Она поставила лукошко с ягодами и стала разглядывать цветы.

За ней потянулись остальные ребята. Это был её друг Ванька Орлов, бойкий и непоседливый мальчишка, любивший повалять дурака, его приятель Колька, с которым Ванька был неразлучен, да Машка с Любкой, Тонины подруги.

Ванька, подбежавший следом за Тоней и повесивший свою корзинку на Кольку, постоял немного, как бы в раздумье, почесал подбородок, а затем сорвал один цветок. С довольным выражением лица он развернулся к девушке.

– Тонь, а ну-ка повернись!

Девушка обернулась, вопрошая глазами. Одним ловким движением руки он воткнул сорванную ромашку в её волосы над правым ухом.

– Вот, самая красивая ромашка, специально для тебя выросла! – торжественно изрек паренек, сияя, как начищенный самовар.

Краска смущения разлилась по лицу красавицы. Опустив глаза, она улыбнулась, а потом, подняв их, устремила благодарный взгляд на зардевшегося Ваньку.

– Спасибо, – тихо зазвучал её мелодичный голос, показавшийся сейчас Ивану особенно прекрасным. И сама она казалась ему ещё лучше, чем прежде.

Сам Ванька был плечист, крепок телосложением, но не слишком высок. Его русые волосы, всегда аккуратно подстриженные, сейчас лежали в беспорядке и красиво обрамляли смуглое скуластое лицо, на котором были посажены большие карие глаза. Тоне особенно нравились эти глаза, так как в них читалась вся широта простой русской души, коей обладал этот юноша.

Тося задумалась на минуту, оценивая ванькин поступок, но из собственных мыслей её вывел сварливый командный голос подруги, раздавшийся за спиной.

– Ну, чего встали?! Пойдемте уже! До деревни немного осталось! Ать – два, ать – два! – стала расталкивать всех неуемная Машка.

Тоня вернулась в группу, и шумная процессия, во главе с ней, рассказывающей новую историю из прочитанной книги, двинулась вперёд. Тоня любила читать, и читала много. А сейчас знакомила слушателей с Павкой Корчагиным, героем книги «Как закалялась сталь», которую она только вчера дочитала.

Наконец, из-за поворота показалась деревня Великий Двор, находившаяся в Большедворской волости Тихвинского района. С Тоней и дорога показалась ребятам незаметной.

Все стали разбредаться по домам, а Тоне с Ванькой надо было идти чуть дальше. Они жили на окраине деревни, откуда открывался великолепный вид на древнюю Тихвинку. По этой реке ходили пароходы, в ней водилась рыба, и своими рельефными изгибами река была удивительно красива.

Всю оставшуюся дорогу Тоня с Ваней не обмолвились ни единым словом. Каждый думал о чем-то своем, сокровенном.

Наконец показался Ванькин дом. Это был обычный деревянный домик с пристройками. Вокруг него был разведён небольшой сад, в котором росли яблони.

– Ну что, Тонь, пока. Мне домой надо, – едва слышно попрощался с ней юноша.

– Да, конечно. Пока, – ответила Тося и пошла дальше.

Иван отошел в тень к калитке и ещё долго смотрел, как она уходит навстречу солнцу.

А Тоня все шла по дороге, пока не показался её дом. Он стоял прямо на откосном берегу Тихвинки. Девушка вздохнула. Ее всегда охватывало какое-то щемящее чувство любви к этому родному уголку, сердце екало от необъяснимой нежности. Стоя на высоком берегу реки, ощущая дуновение ветра, ей так и хотелось расправить крылья и полететь! Тоне нравилось сидеть на берегу и смотреть, как внизу плещутся голубые волны, как в них отражается такое же голубое небо. Поэтому и цвет она любила голубой, да и ленты для кос выбирала соответственно.

На пороге деревянного дома Тосю встретила мать, Мария Ивановна Михеева.

– Тонюшка, почему так долго? Ты же опоздаешь! – были первые слова, с которыми мать обратилась к дочери.

Такой вопрос Мария Ивановна задала небезосновательно. Ещё вчера из райцентра пришел ответ на заявления о вступлении в комсомол, которые Тоня со старшей сестрой Риммой отправляли два месяца назад. Заявления девушек рассматривали долго, и они уже перестали надеяться и – о чудо! – их приглашают в райком! Единственная проблема – он в Тихвине, а дорога-то далекая…

– Не переживай, мамушка, успею! – ответила Тося, взбегая на крыльцо, и поцеловала мать в щеку. – Сейчас! Я только переоденусь!

В коридоре на столе она оставила лукошко с морошкой.

– Ты хоть покушай, далеко же ехать! Проголодаешься ведь…– последовала за Тоней Мария Ивановна. В коридоре только она увидела, сколько ягод принесла дочь, и сердце её наполнилось тихой радостью.

Она прошла на кухню и стала наспех собирать на стол. Посредине поставила чугунок с картошкой, а рядом миску с зеленью и овощами. Последним делом достала из печки свежеиспеченный хлеб. Скудненько, но что поделаешь!

– Тоня, ну где ты? Стынет же все! – уперев руки в бока, Мария Ивановна стала звать замешкавшуюся в комнате дочь. – Ты, покамест, садись, а я за девчонками сбегаю! Куда же они запропастились – то?

Под словом «девчонки» женщина подразумевала свою старшую дочь Римму и младшую Верочку. Они поливали в огороде зелень и не слышали, как пришла Тоня. Римма была очень похожа на Тосю, а вернее, Тося на Римму, только старшая сестра выше ростом и посерьезней младшей. А по Верочке ещё нельзя было точно определить, в кого она пошла, так как девочка была ещё очень маленькая. Еще у Марии Ивановны был шестилетний сынишка Володя, который понес обед отцу на работу и по этому случаю отсутствовал дома.

– Девочки, Тоня пришла! Столько морошки принесла, да такой крупной! Пойдемте за стол, а то потом в Тихвин поедете, когда ещё покушаете! – кричала с крыльца мать.

– Морошки? Это хорошо! Значит, можно сдать ее и купить что-нибудь! – вытирая мокрые руки о подол, весело отозвалась Римма. – Сейчас придем.

– Морошка! Морошка! Я хочу морошки! – захлопала в ладошки младшая сестренка, а потом повисла на рукаве Риммы и стала засыпать её вопросами.

– Римм, а куда-это вы поедете?

– В Тихвин. – Отвечала Римма, пытаясь освободиться из цепких ручонок Веры.

– В Тихвин? А зачем?

– Нужно.

– А меня возьмете?

– Нет, ты ещё маленькая. Вот когда подрастешь, тогда и поедешь.

– Ну возьмите меня! – пустилась в слезы малышка, дергая за руку сестру. – Ну пожалуйста!

Верочка до самого крыльца не отпускала Римму и плакала, пока не оказалась на коленях у матери.

Сестры собрались за столом. Не хватало только отца, находившегося на работе. Иван Яковлевич Михеев был потомственным водолазом, более 30 лет проработавшим в разных портах страны. Но он все чаще стал прихварывать, и ему запретили спускаться под воду и работать там. Однако тяга к воде взяла свое: он не смог расстаться с ней и стал работать на гидротехнических сооружениях.

Девчонки быстро поели и, пообещав Верочке «золотые горы» за то, чтобы она осталась с матерью, побежали к деду Кондратию, жившему через четыре дома от них. У него одного была лошадь с телегой, и только он мог помочь добраться до города. Ещё вчера Мария Ивановна договорилась с ним о лошади, поэтому повозка стояла уже наготове и ожидала девушек.

Тоня надела все самое лучшее, что было у нее: коричневое платьице до коленок и старенькие мамины туфли. Косы она не трогала, так они и остались, переплетённые голубыми лентами, только цветок вытащила. Ведь серьезное мероприятие намечалось, там цветы ни к чему. Ванькину ромашку она, сама не зная, почему, положила в книжку – захотелось сохранить на долгие годы. Она мечтала лет через десять показать её ему, чтоб он удивился, что ромашка цела и невредима.

Так и собралась девушка ехать в Тихвин. Сердце клокотало, ведь она будет комсомолкой! Тоню охватывало радостное волнение, и она нетерпеливо заскочила в телегу.