Покидал Михайловское в сентябре 1826-го совсем иной Пушкин. Автор великих и самых русских своих произведений. Признававшийся (на привычном французском): Je sens que mon ame s’ est tout-a-fait developpee, je puis creer. «Чувствую, что духовные силы мои достигли полного развития, я могу творить».

Приехал мальчишка, эпатажник, озорной бесенок. Уезжал взрослый, глубокий – необъятно глубокий человек.

Был сочинитель «Гавриилиады», для веры служивший «изолятором, обителью ереси» (сегодня среди литераторов таких большинство – способности есть, дух низок). Стал – проводник высокого евангельского, миссионерского сознания. Пишет Ю. Лотман, мудрец, посвятивший жизнь исканию истины: « Ссылка в Михайловское была тяжелым испытанием: разлука с любимой женщиной, одиночество, материальные затруднения, отсутствие духовного общения, друзей, развлечений могли превратить жизнь в непрерывную нравственную пытку. Вяземский писал: чтобы вынести ее, надо быть "богатырем духовным" и серьезно опасался, что Пушкин сойдет с ума или сопьется. Однако Пушкин обладает активным, одухотворяющим окружающую жизнь гением: он не подчинился окружающему, а преобразил его».

Кто или что тому причиной?

Долгие зимние вечера, которые Пушкин проводил за слушанием няниных сказок и тем добирал детства, добирал русскости?

Та же няня, которая за своего питомца «просвирки вынимала и молебны служила»?

Девичий цветник и теплые семейные ласки в Тригорском?

В монастыре Святогорском Пушкин, от лиха и тоски, заказывал панихиду «по болярине Георгии» – Джорджу Байрону. А когда приехал в 1836-м хоронить мать, понял, что и сам хочет однажды упокоиться именно здесь. Однажды грянуло вскоре… Но стоя на краю, пощады не просил.

В сиянье, в радостном покое,

У трона вечного творца,

С улыбкой он глядит в изгнание земное,

Благословляет мать и молит за отца

(Эпитафия Пушкина на смерть младенца, ребенка Волконской. А разве не на свою?)

Бог спрятал Пушкина в Михайловском, вовремя удалив из Петербурга и пустив ему, суеверному, поперек дороги зайца – когда недавний «корифей либерализма» ( то есть Пушкин) все-таки решил воссоединиться с друзьями-бунтарями, в нем боль за родину вылилась исполинским огненным столпом: « барство дикое, без чувства, без закона»… «Для прихоти бесчувственного злодея»

Великий поэт на виселице или в рудниках – от такого позора Россия не оправилась бы никогда.

Сам Пушкин, молодой и романтичный, стащил с кудрявой головы своей красный революционный колпак и охарактеризовал дворянский заговор как «забавы взрослых шалунов». Он никого не предал. Просто в нем небывалыми темпами прорастала душа. Только на личном опыте человек способен понять преимущества внутренней эволюции перед внешними потрясениями.

…Что «в деревне Бог живет не по углам», сформулировано Бродским, однако не им первым замечено.

Пушкин осенью 1824 растерялся немного: «Небо у нас сивое, луна точно репка», а потом утонул в прозрачном холмистом совершенстве михайловских пейзажей – с шумом корабельных сосен, древними замшелыми крестами, стыдливым зигзагом Сороти среди осоки и озерами, которые стоят, налитые до краев, как полные чаши на пиру.

Пейзаж в Михайловском религиозен. Земля в Михайловском по красоте, чистоте и торжественности – нерукотворный храм. Эта земля сделала Пушкина – Пушкиным. Самое поразительное – она доступна нам сегодня. Нашим сердцем и нашей совестью…

Через все творчество Пушкина проходит образ мрачной пустыни, который лучше всего отражает внутреннее состояние поэта: «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился…»

Что ж спасло поэта? Пушкин прямо говорит о Божьем Промысле: