— Тёма! — завизжала Марина, вешаясь на шею Прохорову, вставшему с дивана им навстречу. — Я думала ты зазвездился и теперь просто не желаешь нас знать!

— Тихо-тихо! Ну, совсем оглушила, — засмеялся Артём.

Его потемневший взгляд словно приклеился к Аде, растерянно топтавшейся на входе в комнату. Спустя какое-то время, отстранив от себя жену друга, он произнёс:

— Илюш! Ты женился не просто на красивой, а на очень красивой девушке. И, по-моему, от вашего счастья вы оба стали ещё красивее. Не так ли, Ада?! Здравствуй… те... — добавил он. — Как дела?

— Здравствуйте, Артём! — Она постаралась произнести это как можно более независимо и спокойно, хотя в душе её царили полный хаос и смятение. — Спасибо, всё в порядке.

— Уф! — с облегчением выдохнул Илья. — А я так боялся того, как вы встретитесь… Ну, надеюсь, между вами теперь не осталось недосказанности? Вы сняли все недомолвки, и у вас больше нет претензий друг к другу?

— Недомолвки? — переспросил Артём, так и продолжавший неотрывно смотреть на Аду, которая, не просто замерла, а после слов Ильи, казалось, даже перестала дышать. — У нас были личные отношения?

В комнате тут же воцарилась странная тишина.

— У нас не было отношений, — наконец выдавила из себя Ада, внутренне содрогаясь от происходящего. — Мы были хорошими друзьями… Не больше!

— Значит, всё-таки мы кем-то друг для друга были, — прервал её Артём. — А ты сказала, что не помнишь меня. — В голосе молодого человека, внезапно перешедшего на «ты» послышался горький укор.

— Ой! — прошептала опомнившаяся Маринка. — Мы сейчас стол к чаю быстро накроем. — И, схватив за руку растерявшегося от происходящего мужа, потянула его в сторону кухни.

Едва они скрылись за поворотом, как Артём вскочил на ноги и сделал несколько стремительных шагов в её сторону.

— Ты соврала мне! — прошипел он, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Почему ты солгала?

Ада, собрав всю волю в кулак, постаралась как можно спокойнее ответить.

— О чём? Нам нечего обсуждать! Ты мне никто… и всегда был никем...

Артём нахмурился. Его кулаки сжались, а затем, снова разжались. Но потом вдруг он как-то разом обмяк. Плечи опустились, нижняя губа затряслась, и, вцепившись себе в волосы, он, глухо застонав, присел перед ней на корточки.

— Господи! Да что ж это такое?! Я ничего не понимаю… во мне словно живут два «я». Одно — тянется к тебе, а другое ненавидит… Кто ты такая? Кем ты была для меня раньше? Почему я тебя не помню? Почему? Помоги мне! Помоги, прошу! Помоги вспомнить!

Сердце Ады сжалось от осознания, как Артём мучается, не понимая своих чувств. Ей очень хотелось помочь парню: рассказать о себе, об их жизни в том городе, о том, что же с ними там произошло. Но она боялась, что он неверно истолкует полученную информацию, будто она бросила его, продала их возможное будущее за деньги, полученные от Махрова. Может, это со стороны и выглядело именно так, но как она могла поступить тогда? Она любила и продолжает любить Богдана, его и только его. Её чувства к Тёме были совсем другими: безмерная благодарность за его отношение к ней, уважение к его выдержке… Но это точно была не любовь и совсем не то, что он чувствовал к ней. Он страдал тогда, и ей так не хотелось, чтобы это повторилось.

— Мама!

Антошка влетел в комнату и замер, растерянно глядя то на Аду, то на сидящего на корточках чужого мужчину, держащегося за голову. В течение пяти секунд Ада даже опомниться не успела, как ребёнок принял решение.

— А ты что так сидишь? — Малыш смело шагнул к Артёму. — У тебя головка болит?

Он присел на корточки перед Тёмой, стараясь заглянуть ему в глаза. Тот, словно пьяный, поднял на него тяжёлый взгляд, в котором читались боль и тоска. Ада в ужасе рванулась к сыну, но не успела. Артём опередил её. Быстро подскочив, он схватил малыша и, резко развернувшись, отпрянул от неё. Ада ахнула.