– Не-а, – мотнул он в ответ головой и улыбнулся.

– Ну молодец, и руки на месте, не отсохли, а ты боялся. Давай вставай и пойдем умываться, потом позавтракаем и будем думать, как нам жить дальше.

После завтрака, наказав Яшке никому не открывать, Надежда села на велосипед и поехала на рынок. Продавцов было немного, ибо день был небазарный, но вещевая барахолка работала всю неделю. Пройдя по лоткам, она приценилась к старенькому, но в хорошем состоянии патефону Electrola и, поторговавшись с продавцом, купила недорого с кучей пластинок в придачу. Покупку эту Надежда сделала не только из давнего желания иметь в доме патефон, но еще и для того, чтобы, заводя пластинки по вечерам, когда в доме немец, отвлекать его внимание от случайных шорохов на чердаке. Еще Надя купила несколько детских книжек для Яшки и, крепко привязав покупки к багажнику, поехала домой. Патефону Яшка очень обрадовался, а вот с книжками вышел конфуз. Читать он умел только на идиш, по-русски только говорил, и в следующую свою поездку на базар Надежда купила потрепанную азбуку. Яшка оказался способным учеником и вскоре уже сносно читал по слогам, одновременно каждый день заучивая и новые немецкие слова, которым его учила Надежда. Много слов были очень похожи на родной для Яшки идиш, и новый язык давался ему легко.

Так шли день за днем. Ночью Яшка прятался на чердаке, а днем изучал грамоту и много читал. Надежда шила, убирала, готовила, а все свободное время посвящала своему новому, тайному постояльцу. Иногда она с болью в душе замечала, как Яшка с грустью смотрит через занавески в окно на своих друзей Пашку и Юзьку, свободно бегающих по улице. Правда, с недавних пор вместе они не появлялись. Пашкин отец Федор ушел вместе с отступающими войсками в Россию и воевал где-то против немцев, а Юзькин отец пошел в полицаи, и дружить с Пашкой Юзьке было категорически запрещено. Левку же вместе с родителями загнали в гетто.

К сентябрю стало прохладно, и Надежда все чаще со страхом думала о приближающейся зиме, но выхода из сложившейся ситуации не находила. Единственным более-менее безопасным местом в доме был только чердак.

На день осеннего равноденствия, один из самых главных староверских праздников, Надежду зашли навестить старики. Они и раньше нечасто заходили, все больше она к ним, а как узнали, что у нее живет немец, так и вообще боялись показываться, но ради праздника все-таки решились. Увидев родителей в окно, Надежда шепнула Яшке, что это свои, но лучше будет, если даже и они не будут знать, что он у нее прячется. Яшка пулей взлетел на чердак и затаился за трубой. Пока Надежда накрывала на стол, мать пошла проведать бывшую свою соседку и подругу Дашку, а отец полез на чердак забрать кое-что из своего инструмента, который когда-то, при переезде в новый дом, оставил у дочери, да так он и пылился там, на чердаке. Те минуты, которые Андрей Васильевич провел на чердаке, перебирая в ящиках свои железки, для Надежды показались целой вечностью. Затаив дыхание и превратившись в слух, она пыталась угадать, что происходит наверху.

– Ну, нашел, что искал? – как бы невзначай спросила Надя, когда отец наконец-то спустился вниз.

– Нашел, – хрипловато ответил Андрей Васильевич. – И то, что искал, нашел, и то, что не искал, нашел тоже. Кто у тебя там прячется?

– Где? – сделав вид, что не понимает, о чем речь, спросила Надя, но голос предательски дрожал.

– Там, – сверля дочь пытливым взглядом, отец кивнул на потолок.

– Муськин сын Яшка там живет, – отвернувшись к плите, как можно спокойней ответила Надежда.