– Ты кушай, папа, кушай, не отвлекайся, – перебила на полуслове отца Надежда, выразительно посмотрев ему в глаза.

Андрей Васильевич смутился, понял, что ляпнул лишнего, и поспешил перевести разговор на другую тему.

– Не знаю, Надюха, как он там перезимует, – уже уходя, в сенях, покачал головой Андрей Васильевич. – Сверху жесть холод тянет, стеночка в одну доску, да и у трубы не сильно согреешься: к утру все одно остынет.

– А что я могу? – смахнула выступившую слезу Надежда. – У самой сердце кровью обливается за него. Ребенок ведь совсем еще. По сто раз за ночь просыпаюсь от страха, как он там. Если б не немец, спал бы себе спокойно в комнате или на печи, а так… Куда ж я его дену?

– Дааа, – покачал головой отец. – Выбор невелик, и кто знает, когда это все кончится. Говорят, русские драпают от немцев так, что аж пятки сверкают, а окромя русских кто немца погнать может? Ну да что говорить, как Богу угодно будет – так и будет.

После ухода отца Надежда серьезно призадумалась о неумолимо надвигающихся холодах. Яшка был к зиме не готов. Он так и ходил в тех застиранных, поношенных штанах и рубашке, в которых приехал из Силене. Ему нужна была теплая одежда, и Надя решила для начала связать ему теплые носки, а затем и свитер. Не мешало бы, конечно, иметь и пальто с шапкой, а к ним и ботинки. Мало ли чего – а не дай бог, из дома нужно будет бежать? Куда ж он раздетый?

Но буквально через неделю вопрос одежды решился самым неожиданным образом. А зашел Стаська, сосед по улице. Увидев за окном полицая, Надежда не на шутку перепугалась. Наказав Яшке бежать на чердак прятаться, сама пошла открывать дверь непрошеному гостю.

– Здорово, хозяйка, – зажав под мышкой бумажный сверток, переминался на крыльце с ноги на ногу Стаська.

– Здорово, сосед. Не признала тебя в форме.

– Богатым буду, – осклабился в улыбке Стаська. – Может, в дом пустишь? Разговор есть.

– Говори здесь. Офицер немецкий у меня живет, не любит, когда посторонние ходят. Чего надо?

– Слушай, я тут подумал: ты же портниха?

– Ну, – неопределенно ответила Надя.

– Я знаю, к тебе бабы ходят, клиентки. Так у меня платья разные есть, муфты, жакеты. Все почти новое. Может, возьмешь по дешевке, потом им продашь? И мне хорошо, и ты не в накладе.

– Нет, Стаська, мои ношеное не возьмут: они у меня новое заказывают. Пусть баба твоя на базар несет, там продаст, – Надежда уже хотела закрыть дверь, но вовремя спохватилась. – Слушай, а детская одежда у тебя есть? Мне для племянника в Резекне теплые вещи на зиму нужны. Лет на десять-одиннадцать.

– Если найду чего, занесу, – пообещал Стаська и обещание сдержал, вернулся через пару дней.

– Выбирай, – поставил он на крыльцо целый мешок с вещами. – Только там на некоторых шмотках звезды жидовские нашиты, так ты извиняй. Обычно перед продажей моя спарывает и стирает, если что несвежее, но про этот мешок она не знает. Решил заначку сделать. Другой раз хочется с мальцами посидеть, как человек, выпить, закусить, а у моей снега зимой не выпросишь, не то что денег, да еще на выпивку. Ну чего я тебе объясняю, сама понимаешь…

– Да чего ж не понять, – Надежда вытряхнула содержимое мешка прямо на крыльцо и отобрала из кучи в хорошем состоянии пальто, шарф, теплые твидовые брюки и пару добротных, еще не заношенных ботинок.

Вспомнила отца – он бы не купил, да махнула рукой: надо выживать.

Стаська торопился и, видно, очень выпить хотел, потому сторговались быстро.

– Тебе какими платить – марками ихними или рублями?

– Да один черт, и те и те в ходу, – нетерпеливо переминался с ноги на ногу, потирая руки, Стаська. – По курсу марка десять рублей.