- По длине волос, разумеется, - растерялся Рэйвен. – Чем длиннее волосы, тем старше человек. Даже если волосы обстричь, они очень быстро отрастают до свойственной каждому возрасту длины. Я думал, этот факт известен всем остальным народам.

- Да, я слышала что-то такое, - кивнула Кеттелин. – Но думала, что ваши старики специально отращивают длинные косы, как наши – отращивают бороды. А выходит, это физиологическое явление. Очень интересно. А если не секрет, сколько Вам лет, лорд Рэйвен?

- Восемьдесят, - с небольшой заминкой сказал тот.

- Во… - начала было повторять Кеттелин и застыла, не договорив слово. – Никогда бы не подумала… Простите, вынуждена признать, что я приняла Вас за зеленого юнца, увязавшегося следом за своим отцом. Приношу свои извинения.

- Ну что Вы, не стоит извиняться, - растерялся в свою очередь лорд Рэйвен от такой откровенности. – По нашим меркам, все примерно так и есть: я довольно юн и только начинаю самостоятельную жизнь.

- Юн, - снова ошарашенно повторила Кеттелин. – Нет, я знала, что вы долго живете, но как-то не задумывалась, что восьмидесятилетний человек может считаться юным. Мне почему-то казалось, что вы взрослеете так же, как и мы, просто не умираете в свой срок. И что, Вы восемьдесят лет считались ребенком?

- Ну, не восемьдесят, - чуть смутился лорд Рэйвен яркой реакции собеседницы. – Лет тридцать. А потом еще лет пятьдесят считался отроком. Но буквально пару недель назад семья решила отпраздновать мое совершеннолетие.

- В восемьдесят лет, - повторила Кеттелин с какой-то горькой улыбкой. – Ну, что ж, позвольте Вас поздравить, в таком случае. Это важная дата.

- Спасибо, - кивнул Рэйвен. – А Вам сколько лет?

- Не советую задавать этот вопрос другим представительницам нашей расы, - хмыкнув, предостерегла его Кеттелин. – Могут обидеться, приняв его за оскорбление. У нас возраст напрямую связан с силой, здоровьем и красотой человека. И женщина может решить, будто Вы намекаете на то, что она похожа на старуху или наоборот – молода настолько, что ее считают глупой.

- Извините, я не знал, - покаялся лорд Рэйвен, уже который раз за день обругивая себя. – Ничего подобного у меня и в мыслях не было. Я тоже плохо разбираюсь в возрастах смертных и не знаю, как вы должны выглядеть в десять или двадцать лет. Если применять наши мерки, то Вам можно дать лет сто, может, сто двадцать.

Лицо Кеттелин застыло со странным выражением. Одна из сестер, что сидела рядом и слышала разговор, тоже застыла, а потом вдруг прыснула со смеху. Повернулась к другой сестре, что-то прошептала ей на ухо. Та заржала, как лошадь, повернулась к третьей сестре, и они принялись хихикать хором, падая друг на друга в слезах от смеха и тыча пальцем в сторону старшей сестры.

- Извините, - кое-как выдавил Рэйвен, густо краснея и косясь на отца.

- Ну что ж, зато теперь Вы примерно представляете реакцию моего народа на тему возраста женщин, - невозмутимо ответила Кеттелин, запивая эти слова большим глотком вина под хохот все еще валяющихся друг на друге младших сестер.

- Я не хотел Вас оскорбить, - не зная, как загладить свою вину, сказал Рэйвен.

- Я не обиделась, - со спокойной улыбкой ответила Кеттелин. – Мне и не такое доводилось слышать в свой адрес. Позвольте узнать, почему именно сто - сто двадцать? Почему не пятьдесят или восемьдесят? Почему не триста?

Рэйвен снова покосился на отца, но тот либо не слышал его очередной оплошности, либо делал вид, что не слышал. Пришлось объясняться самому.

- Видите ли, Вы держитесь, как человек, привыкший к самостоятельной жизни, - попытался он объяснить. – Такое поведение свойственно тем, кто уже пересек черту совершеннолетия и некоторое время жил вдали от семьи. С другой стороны, присваивать Вам слишком большой возраст тоже нельзя – сколько бы интересного Вы не видели в своей жизни, этого опыта вряд ли наберется более, чем на сто пятьдесят – двести лет, уж простите. Поэтому я и сказал сто или сто двадцать.