– Боже! Неужели все-таки тайный сговор, Павел Алексеевич? – в сердцах воскликнул Листок. – Как же в таком случае возмущение его императорского величества, о котором вы только что говорили? Это же непостижимо!

– О сговоре семьи речи не идет! – голосом, вдруг ставшим жестким, ответил Истомин. – Скорее источником предполагаемого компромата являются круги, близкие к Дому Романовых. Но это вы и должны будете прояснить.

– Я?!

– Да, Алексей Николаевич, именно вы! И выбор на вас пал, вероятно, по ряду причин. Во-первых, вы человек, совершенно неизвестный германской разведке, агентами которой теперь кишит вся «нейтральная» Швейцария. А уж ей-то, судя по признанию немецкого дипломата, хорошо известно о предстоящей встрече! А во-вторых, вы сносно говорите по-немецки, что в Цюрихе немаловажно. И в-третьих, ваша кандидатура была предложена…

Истомин смолк, словно споткнулся о невидимый барьер.

Листок с изумлением посмотрел на графа:

– Кем? Неужели…

– Не будем называть имен, Алексей Николаевич, – не дал договорить Истомин. – Однако думаю, вас специально и держали здесь – до поры до времени, так сказать… Только времени-то на раскачку теперь нет – встреча может состояться уже пятого января. А посему выезжать, Алексей Николаевич, надлежит немедленно. Легенду вам предлагают простую и близкую к действительности: ротмистр Листок – офицер Русского экспедиционного корпуса во Франции – после тяжелого ранения получает отпуск для поправки здоровья в Швейцарии. Таких случаев нынче пруд пруди, так что это не вызовет особых подозрений у швейцарской полиции, сотрудничающей с секретными немецкими службами. И это, поверьте, лучше, нежели мы слепим из вас, за неимением времени, черт знает что – какого-нибудь шведского корреспондента или коммерсанта! А станут проверять – так и врать незачем. Ибо вы действительно с передовой, из состава 1-й Особой пехотной бригады генерала Лохвицкого. И ранены не понарошку – только что из госпиталя… В общем – герой, которому заслуженно предоставили фешенебельную гостиницу в самом сердце Цюриха! А соответствующие документы по ранению и отпуску завтра будут готовы. Как вам такая идея?

На скулах Листка выступили желваки. Поводив ими, он сдержанно, сквозь зубы выдавил:

– Идея, может, и неплохая… Только от такого ротмистра разбежится весь Цюрих, а не только русские да гессенские эмиссары.

Истомин покачал головой:

– Может, разбежится, а может, и нет… Видите ли, уважаемый Алексей Николаевич, какой бы реалистичной ни была ваша легенда, приезд русского офицера в ту самую гостиницу, где должна произойти упомянутая встреча – да еще накануне назначенной даты, – это не может не насторожить какую бы ни было разведку. Расчет на то, что именно ваш статус русского офицера заставит их самим выйти на вас и – хоть и слабая надежда – каким-то косвенным образом подсказать, кто есть кто. Оттого и появиться в Цюрихе желательно пораньше, чтобы германец успел вас «заглотить»!

– Сомневаюсь, однако, Павел Алексеевич, что этот расчет что-либо даст, – медленно произнес Листок. – Сдается, все выйдет как раз наоборот. По здравому смыслу – «русского офицера» всеми способами постараются изолировать от ваших «эмиссаров»…

– Наверняка постараются. Только здесь есть одна заковырка, Алексей Николаевич. Меня смущает, что германский дипломат, по сути, пообещал, что миру будет представлены доказательства о намерениях русских вести сепаратные переговоры. Согласитесь, подобные переговоры не ведутся для того, чтобы ознакомить с ними весь мир. Значит, не исключено, что великий герцог Гессенский действует по своей инициативе, без ведома дяди-кайзера. Неслучайно и дипломат намекал на