Когда мне было три года, моя мать попыталась утопить меня в ванне.
Эми замерла, её бокал завис в воздухе.
Мы жили… скромно. Отец пил, а мать…– Он сделал паузу, его пальцы судорожно сжали бокал. – Она ненавидела меня с рождения. Послеродовая депрессия, бедность, безысходность… В семь лет она исчезла. А отец сдал меня в интернат закрытого типа."
Глоток виски – и его карие глаза потемнели, став почти чёрными.
Там была… особая система воспитания. За слёзы – «карцер» на сутки. За крик – ремень по голой спине. За попытку подружиться – ледяной душ посреди зимы." Его голос дрогнул. "Приходилось выживать."
Он замолчал, глядя в окно, будто там, среди городского шума, скрывались призраки прошлого.
Мы были всего лишь детьми… ранимыми, беспомощными. Но там не было места слабости. Там выживали только те, кто научился не чувствовать.
Эми почувствовала, как в груди что-то болезненно сжалось.
Я научился не чувствовать. Так было проще. Его пальцы сжались в кулаки. Это стало моим стимулом жить.
Она невольно потянулась к его руке, но в последний момент одёрнула себя, сжав кулаки на коленях.
"А потом…" – он продолжил, – "в четырнадцать я познакомился с парнем. У него было тревожное расстройство, сложности с адаптацией… Его перевели в нашу группу. Он был невероятно талантливым, мы очень подружились, он доверял мне.
Губы Адама искривились, как будто даже сейчас, спустя столько лет, он пытался скрыть дрожь в голосе.
"Слабак."
Он произнёс это слово с горькой усмешкой, но в его глазах читалось что-то другое – боль, вина, сожаление. Потому что он не смог помочь другу.
Он плакал по ночам, твердил, что не выдерживает. Через год его нашли в душе с перерезанными венами." Адам закрыл глаза. "Я не знал, что он решится на это…
Адам откинулся на спинку кресла, его взгляд стал пустым, направленным куда-то вдаль.
Тогда я понял – нужно карабкаться наверх. Поступил в колледж, выучился на программиста, в 26 создал первую блокчейн-платформу.
По спине Эми пробежали мурашки.
Этот проект…" – Адам указал на папку с логотипом фонда, – "для тех, кому не придётся становиться сильными, как я.Его голос неожиданно смягчился, в нём появились нотки чего-то тёплого, почти отцовского.
Я хочу защитить их. Хочу создавать лучшие условия.
Он развернул документы – схемы, графики, 3D-модели реабилитационных центров.
Это брошенные дети с аутизмом, тревожными расстройствами, те, кто не вписывается в систему… Им не нужны крики и наказания. Им нужна поддержка, адаптация, специалисты
Он ткнул пальцем в экран планшета, и перед Эми развернулся целый мир – интерактивные комнаты, виртуальные тренажёры, программы арт-терапии.
Мы разрабатываем интерактивные приложения, VR-программы, онлайн-платформы. Шанс на нормальную жизнь. Без боли.
Его взгляд стал пронзительным, в нём читалась не просто решимость, а какая-то почти фанатичная преданность этой идее.
Для меня это важно. Потому что я знаю, каково это – чувствовать себя ненужным. Знаю, каково это – бояться каждого дня. И если я могу что-то изменить… то должен это сделать.
Внезапно он процитировал, глядя ей прямо в глаза:
"Не суди книгу по обложке. Под грубой кожурой часто скрывается сладкий плод."
Эми ахнула:
Это… «Грозовой перевал»!
Он увидел в её глазах удивление – и не просто удивление, а что-то большее. Как будто перед ней только что разобрали стену, за которой скрывался целый мир.
Ну что, миссис Картер, твои стереотипы всё ещё работают?
Тишина повисла между ними. Эми смотрела на него, и впервые перед ней был не тот наглый тип из бара, не холодный манипулятор. Перед ней был человек – со шрамами, с болью, с чем-то подлинным.