Проходит еще неделя томительного ожидания, и наконец 22 сентября мы услышали радостную весть:

– Второму дивизиону приготовиться – завтра с утра на погрузку, на фронт.

– Ура! – несется по дивизиону.

3. На Висле

Опять мы в вагонах, опять проносятся мимо пейзажи мирной жизни, а мы сами все ближе к тому, что нас все время волнует. День сменяется сумерками. На этот раз мы знаем, куда нас везут: цель наша – Ивангород. Неужели опять в гарнизон крепости?

На станции Ивангород мы разгружаемся.

10 часов вечера. Эшелон отводят в сторону, на товарную платформу, погруженную в густую тьму осенней ненастной ночи. Паровоз отцеплен, и нас оставляют одних. Кругом тишина, прерываемая лишь шелестом дождевых капель, ударяющих о листву густых, темных деревьев, мрачными силуэтами выступающих на темном фоне общей картины. Кругом мокро и неприветливо.

Шипят и трещат зажженные смоляные факелы. Дым, идущий от них, окрашен в багровый оттенок. Их пламя колышется неровными, яркими вспышками, отбрасывая свой минутный отблеск на темную платформу, на лошадей, выходящих робко и нерешительно из вагонов, на верхушки темных деревьев. Какое-то странное впечатление от этой картины: сильное – никогда не забудется, но неприятное, жуткое.

Я отхожу в сторону, закуриваю папиросу и думаю о том, как ловко и проворно справляются наши солдаты темною ночью, аккуратно и быстро разгружая вагоны, обамуничивая и запрягая лошадей. И вся эта работа происходит в глубокой тишине, и лишь изредка слышен короткий окрик на лошадь запрягающего ее ездового.

Откуда-то появился слух, что неприятель очень близко, слух, который начинает волновать нас: а что, если немцы застанут нас врасплох, при разгрузке?

– Батарея готова, – докладывает мне старший офицер.

Весь дивизион в сборе, только поджидали нашу 6-ю батарею.

Мы двигаемся куда-то в глубину ночи в дивизионной колонне: 6-я батарея сзади – в хвосте колонны. Какими-то проселочными дорогами обходим Ивангород. Сначала все идет хорошо, несмотря на то, что дорога невероятно плоха: дождем дорогу размыло. Все время попадаются глубокие выбоины, наполненные водой и грязью. Вдруг остановка. В чем дело? Еду вперед, в голову колонны. Неожиданное препятствие: большая, глубокая, грязная яма, а после нее довольно крутой подъем в гору. Смотрю, как в эту яму ныряют упряжки сначала 4-й, а потом и 5-й батарей, а когда очередь дойдет до нашей 6-й, яма увеличится уже, наверное, раза в два, размолотая колесами 4-й и 5-й батарей. Объехать ее невозможно, видимо, мы идем дорогой, которой уже никто не пользуется, но в темноте дела уже не исправить.

Первое орудие с налета бросается в яму, ездовые берут в нагайки лошадей, и орудие благополучно галопом выносится в гору. За первым орудием ящик, опять орудие – и все упряжки по очереди проделывают это необходимое упражнение. На горке батарея собирается.

Темно. Грязь хлюпает под копытами уставших уже лошадей, под ногами людей, тяжело, темными силуэтами, молча поднимающихся в гору Изредка вспыхивает огонь от зажженной крученки, несколько мелких искр отлетит в сторону, легкий ласковый окрик ездового нарушит безмолвие, и вдруг, не в силах преодолеть попавшийся скрытый под темной грязью бугор, орудие или зарядный ящик остановится. Лошади бьются, дергают, и тогда люди приходят им на помощь: общим дружным толчком сдвигают застрявшее орудие или ящик. Батарея понемногу растягивается, орудия и ящики теряют связь, наезжают на застрявшие упряжки 4-й и 5-й батарей, которыми усеяна вся дорога. Выбираемся на большак, обсаженный крупными деревьями. Дорога как будто бы лучше, но это теперь имеет уже мало значения: все измучены до крайности, и в конце концов под утро я прихожу к назначенному нам месту бивуака с одним лишь первым орудием. Батарея полностью собралась лишь поздно вечером.