6:00 Иван Крузенштерн

СДЕЛКА

Расшифровка протокола допроса от 2 апреля 1940-го года. Местное время 5:02. База НКВД. Город Ленинград.

– Товарищ…

– Что? Что происходит? Объясните мне уже, наконец! Где я?

– Товарищ Петренко, мы не желаем вам зла, мы просто хотим выяснить, что случилось. Начните ваш рассказ с самого начала.

Очнувшись, Александр Петренко обнаружил себя в пустой тёмной комнате, где было только отверстие, через которое он мог наблюдать человека с чёрными волосами, лица Александр не смог разобрать. У него адски болела голова, и глаза пока не привыкли к свету. Его немного смуглая кожа была покрыта пятнами засохшей крови. Вся поясница была обмотана бинтами. Волосы были подгорелыми, а солдатская форма была изодрана и растрёпана. В комнате было очень жарко. Так, что даже ногам к полу прикасаться было тяжело. Но не это смущало бойца, а то, что он был… Привязан к стулу?

– Что значит с самого начала? Что, мать вашу, тут происходит? – кричал Петренко, пытаясь выбраться из верёвок. Но его усилий хватало только на пару жалких прыжков вместе со стулом.

– Товарищ Петренко, я понимаю, что вам сейчас тяжело, но поймите, пожалуйста, от ваших ответов зависит судьба всего Советского Союза, а может быть и всего мира. Иначе мне придётся использовать крайние меры.

– Я ничего вам не скажу, пока вы мне не объясните, что тут творится? Где Волков? Где Макканен?

– Ясно… Сергей… Пропиши ему разок, я устал заставлять его говорить.

В камеру вошёл высокий и мускулистый мужчина и ударил Петренко по лицу так сильно, что у Александра потекла кровь из разбитой губы.

– Вы думали, что я так быстро сдамся? Не выйдет у вас ничего! Мы всё равно проиграли… – с улыбкой, даже смеясь, говорил Петренко.

– Товарищ Петренко, в моих силах изменить температуру в этой комнате так, что вы через 3 часа превратитесь в яичницу! – кричал человек по ту сторону стены, но в его голосе чувствовалась некая несерьёзность намерений. Как будто, он излишне переигрывал.

– Интересно, как вы узнаете о всём, что случилось со мной… Волковым… Макканеном? – с ухмылкой отвечал Александр.

Удивительно, но именно в момент того, как Александр Петренко сказал фамилию «Макканен», сотрудник НКВД рассмеялся, но он старался скрыть смех, а когда успокоился, то продолжил добиваться ответов от Петренко.

– Мне интересно узнать, какую причину твоей смерти укажут в письме к твоей мамочке после того, как мы тебя здесь поджарим! – продолжал сдерживать смех следователь.

– Не трогай мать… У неё больное сердце… При малейшем стрессе может случиться ужасное… – тихо отвечал Петренко.

Следователь, как будто, ждал такого ответа.

– Поэтому я и говорю, что не стоит перечить сотрудникам НКВД, товарищ Петренко.

– Проклятье, Волков и Макканен завалят тебя! А ну иди сюда! – кричал на всю камеру Александр, вновь пытаясь выбраться из верёвок, но это также вело лишь к прыжкам со стулом.

– Товарищ Петренко, думаю, мы сделали достаточно для того, чтобы вы уже начали отвечать на ваши вопросы. Повторяю ещё раз, что мы не желаем вам зла и за сотрудничество со следствием, может быть, мы вас отпустим. – продолжал следователь.

– Чёрт… – сказал, почти про себя, Петренко.

– Прошу прощения, товарищ комиссар, разрешите добавить ему… – начал человек, которого комиссар называл Сергеем, но он его перебил.

– Спокойно, Сергей. Думаю, он уже сейчас начнёт отвечать на вопросы.

– Хорошо… Я готов. – нехотя отвечал Александр.

– Отлично, товарищ Петренко. Итак, пойдём по порядку, представьтесь, пожалуйста. Полные фамилия, имя, отчество, звание и воинская часть, при которой служите. – продолжал комиссар с неким спокойствием. И Александр покорно, хоть и нехотя, начал отвечать.

– Петренко Александр Павлович. Младший сержант 44-ой стрелковой дивизии. 2-ая рота.

– Так-с, хорошо. Дата и место рождения? – спрашивал комиссар.

– 6 февраля 1918-го года, город Москва.

– Отлично, теперь рассказывайте, что случилось с вами на севере? – продолжал следователь.

– Ну, Макканен открыл огонь по партизанам… – начал было Александр, но комиссар спешно перебил его.

– Нет, нет, товарищ Петренко. С самого начала, пожалуйста.

– От куда начинать? Может, я вам ещё всю свою жизнь перескажу? – одновременно смеялся и злился Александр. Недолго думая, следователь вновь задал вопрос.

– Поставлю свой вопрос так. За что вы, в таком юном возрасте, получили орден Красного знамени, да и ещё были повышены до звания младшего сержанта, в 1939-ом году?

– В Польше… – отвечал Петренко.

– Как? Когда? При каких обстоятельствах? – настойчиво, почти крича, спрашивал комиссар.

– Я только тогда поступил на воинскую службу в пехоту, поэтому, чего-то яркого и запоминающегося не припомню… – уверенно отвечал Петренко.

– Товарищ комиссар, он же врёт, как дышит! – воскликнул Сергей.

– Считаешь, что так? – ответил следователь.

– Да вы посмотрите на его глаза! Отводит их в сторону! Трепло! – продолжал Сергей.

– Товарищ Петренко, мой напарник не верит вам, а у него хороший нюх на враньё. Сергей, правда, ты был прав, добавь ему. – сказал комиссар.

Сергей вошёл в камеру и уже с большей силой треснул по лицу сержанту. У того уже потекла кровь из носа. Александр уже не мог терпеть боль, да и смысла врать уже не было.

– Товарищ Петренко, я предлагаю вам сделку. Если вы нам здесь и сейчас всё расскажете в подробностях, безо лжи, как на самом деле всё было, мы вас не ликвидируем, а уж тем более не рассказываем вашим родственникам про вашу смерть. – сказал комиссар.

Петренко ничего не осталось сделать, как согласиться. И он, наконец, начал.

– Вы не знаете ещё, с чем я столкнулся в Польше. Вобщем, всё началось 22-го сентября…

ХУСЫННЕ.

22 сентября 1939-го года. 18:17 вечера по местному времени. Граница Советского Союза с Польшей. Вблизи города Ковель. Западная Украина. 44-ая стрелковая дивизия.

– Товарищи, сегодня настал час нашей роты и всей великой 44-ой стрелковой дивизии, в ближайшее время, мы расправимся с этим жалким отродьем Версальского договора. – трактовал командир роты, будучи находясь на кузове грузовика, который направлялся к городу Ковель, на тот момент принадлежащему Польше.

Молодой парень, совсем ещё юный, направлялся на свой первый бой. Он не мог представить, какой же он будет? Что ощущает боец в своём первом боевом столкновении? Хотя многие солдаты и не предвидели больших сражений, ведь Польша была разбита больше, чем на половину. Немецкие войска уже вовсю штурмовали Варшаву, которая ещё не хотела сдаваться генералу Бласковицу, но всё шло к этому.

Начинался закат. Было ещё довольно тепло. Шло «бабье лето». А 44-ая стрелковая дивизия подошла к городу Ковель.

– Страшно, дружище? – сказал молодому парню мужчина, на вид лет тридцати.

– Конечно, страшно… – тихо отвечал паренёк.

– Послушай, ты знал, что на самом деле все боятся? Просто более опытные вояки, брат, научились не показывать виду. А самим страшно, некоторым даже поболее, чем тебе. Я так понимаю, ты в первый раз? – отвечал мужчина.

– Да, в первый, хотя я добровольно пошёл, так сказать… Но всё равно мандраж имеется. – отвечал парень.

– Брат, по своему опыту говорю. Ты боишься только неизвестности. Того, что ждёт тебя в первом бою, брат – говорил мужчина.

– Да тут, понимаешь… смерти боюсь… Я раньше в разведке служил, затем… ну не важно, короче говоря, я перевёлся в пехоту и не знаю, чего ждать от этого…– неуверенно отвечал парнишка.

– Друг, на войне не это страшно. Если ранят, то будет больно, конечно. А убьют, то не поймёшь ничего. А страшно – это когда убивают других, а ты ничем помочь не можешь. Ни друзьям, ни родственникам… Никому… – спокойно, с ноткой грусти, говорил мужчина.

– Звать то тебя как? – спросил он.

– Саня. Саня Петренко. А тебя? – ответил молодой парень и протянул мужчине руку.

– Володя Волков я. Очень приятно, брат. Если что, вдруг, если обидят, скажи что под «Волком» ходишь, тогда не тронут. Ну и в бою, буду прикрывать. Даю слово. – ответил Волков, улыбаясь, пожимая руку Петренко.

Грузовики постепенно приближались к месту назначения. Уже потихоньку начинался закат. Александр оглядывался, вокруг были очень красивые пейзажи Западной Украины. Ему казалось, что каждый кадр этой красоты – это картина, написанная самим природой, и он благодарил судьбу за возможность увидеть и испытать все это на собственной шкуре. Под облачным небом простирались зеленые поля, где ветер шептал в высокой траве, создавая мягкую волну зелени. На юге, издалека были видны горы Карпаты, словно стражи старинных тайн, обрамленные плывущими облаками. Петренко и Волков болтали обо всём, что есть на свете, кроме войны. Волкову было 30 лет. Он очень хорошо запомнил из детства русскую революцию. Особенно, как большевики убили его отца, офицера белогвардейского движения. Маленькому Володе удалось спастись вместе с матушкой. Она тоже умерла, правда уже по естественным причинам, когда Волкову было 27 лет. Всё-таки успела воспитать достойного мужчину. Опытный вояка, несмотря на смерть отца, поддерживал коммунистическую партию. И в конце гражданской войны даже сражался в рядах красной армии.

Дорога казалась нескончаемой. В один момент солдат, похожий на грузина, вскочил и громко сказал:

– Товарыщ комбрыг, мэня будто год нэ кормыли, далече ещё?

Командир 44-ой стрелковой дивизии, недолго думая, отвечал: