– Виновата я. Я выпивши была. Вы бы меня окатили холодной водой.
– Ты бы набросилась на меня с кулаками, – хмыкнул Антон Павлович.
– Нет. Я бы расцеловала вас.
– Хорошо говоришь. Молодец! Но это не умаляет твоей вины. Из-за тебя я опоздал…
– Ну куда вам надо было? Ну скажите…
– Какая тебе разница?
– Ну скажите, ну скажите…
– Иди ешь. Все уже остыло. Разогревай, – сердился Антон Павлович.
Роза не стала греть, съела все холодное и прошла в комнату, села в кресло. Антон Павлович лежал на диване, заложив руки за голову.
– Слушай, Роза… – осторожно, вкрадчиво начал Антон Павлович.
Роза не знала, что и подумать: было как-то не хорошо. Любопытство брало вверх.
– …извини. Мне все это порядком надоело… – наконец выдал Антон Павлович. – Этот твой ночной визит…
– Надоело? – спросила Роза.
– Да, надоело, – не вставая с дивана, повторил Антон Павлович.
– Я вам верну коробку конфет, рубашку. Куплю шампанское, – часто заморгала Роза глазами.
– Дело не в рубашке и конфетах.
Роза прошла в прихожую, стала одеваться. Антон Павлович встал с дивана, вынес в прихожую пакет-сумку, Роза пришла с пакетом. В нем было нижнее белье, гетры, юбка. Роза все свои вещи держала у знакомых: красное летнее платье было у Верки Хохриной, туфли – у Григорьевой.
– Возьми, Роза, пакет.
– Можно он у вас полежит два дня, потом я заберу.
– Ладно, – не сразу согласился Антон Павлович.
Оставляя пакет, Роза хотела еще прийти – главное, чтобы Антон Павлович открыл дверь, а там… можно сослаться на холод, остаться: Антон Павлович не должен прогнать.
– Проходи, проходи, извини, я в прошлый раз нагрубил… – просил Антон Павлович прощения.
– Вы говорите, я вам надоела… – мысленно возвращаясь к неприятным минутам расставания, слабым голосом протянула Роза, укоризненно качая головой. Она не держала зла, но неприятный осадок остался.
– Сколько мы не виделись?
– Около недели. Я так по тебе, милая, соскучился.
– Если ко мне хорошо, то и я – хорошо. Для хорошего человека мне ничего не жалко. Вот свою мать я, наверное, убила бы. Подкараулила бы ее где-нибудь…
Роза ушла в свой, только ей известный душевный мир. Взгляд ее остановился. Не охотно Роза возвращалась в мир настоящий, взгляд – оживал.
– Антон Павлович, я наглая? – имела Роза в виду свое появление.
– Я от тебя дурного слова не слышал.
– Если надо, я могу кусаться, пинать… могу притворяться.
– Чуть не забыл… – Антон Павлович быстро встал, достал из холодильника плитку шоколада, сел за стол. – Это тебе, дорогая.
– У меня не слипнется?
Роза встала поцеловала Антона Павловича в губы, лизнула ушко, села за стол.
– Сейчас Гальку еле затащили домой… «Ой! – кричит. – Режет! Режет!» А что режет? – с трудом подбирая слова, рассказывала Роза. – Кричит: «Режет!» Пойми ее. У нее плавки порвались… режет задницу. Антон Павлович, вы такой добрый. Почему вы такой добрый?
Роза тоже хотела бы сделать Антону Павловичу подарок, что-нибудь купить, но она нигде не работала, кормилась у знакомых. Можно было купить за бесценок дорогую икону, а потом перепродать. Роза знала одного пьяницу: он за бутылку последнее готов отдать. Иконы у него были хорошие.
– Я тут одного знаю. Иконы думаю у него купить. Потом продать подороже. Сделать бизнес.
– Давай ешь! Я все, – быстро поднялся Антон Павлович.
Роза хотела попросить посидеть, но Антон Павлович уже вышел. Роза съела всю яичницу с колбасой, выпила два стакана чая и довольная прошла в комнату. Антон Павлович лежал в кровати, не спал.
– Спасибо вам за еду.
– Ага, – открыл Антон Павлович глаза.
Роза не стала курить, разделась, легла.
Роза завилась, накрасила губы, надушилась.