Парусный в продолжение темы порассказал кое-что из его опыта на другом паруснике, где курсанту грузовая стрела на голову упала – совсем чуть-чуть, на двадцать сантиметров вниз ушла, «слегка» пристукнув его по макушке, но этого было достаточно. Курсантик на всю оставшуюся жизнь ненормальным сделался, инвалидность получил, обитает теперь рассудком наполовину в ином мире. Только в том случае покрывать боцмана не стали, может быть, родители курсанта взялись выяснять, что с их сыном произошло, скорее всего, имели какие-то связи. Был суд, и боцман получил условно четыре года за нарушение правил техники безопасности. Условно, потому, что он коллегам по экипажу во время следствия пригрозил, что если капитан и вахтенный не будут его выручать, то он показания на них даст, и они тоже сядут. Вот капитан с вахтенным и скинулись, чтобы дать судье взятку, потому и смягчили боцману приговор.

Слон после этого высказался ещё весело и молодецки на предмет того, что он это понимает, что тоже, если что, может и всякие-разные показания давать. Но этот пример из его трудовой биографии он преподнёс в качестве неотразимого и горделивого доказательства его всесильности на этом паруснике. Что-то после этого он ещё рассказывал, не помню уж точно, но уже из его комсомольского прошлого, в армии, где он был вожаком комсомольской пятёрки.

Да уж, верю, что такие горлопаны и пролезали в советское время наверх. Поскольку он ума невеликого был, есть и будет, а Советский Союз приказал долго жить, то прыгнуть успел он не выше комсомольского вожака. В постсоветское время вот пристроился он тоже на руководящую работу, не самым главным начальником, но прыщом на ровном месте быть – это уж точно его амплуа. Хотел он, видать, коммерсантом стать, как большинство бывших руководящих работников комсомола, а получилось только бугром на палубе: из «бизнесов» только и возможно, что казённого цемента подворовать да пластиковые бутылки двадцатилитровые из-под воды для кулера сдавать за деньги. Всё что-нибудь в таком духе.

***

Я стою на трапной вахте по береговому расписанию. Это восемь часов, после которых следует отдых, 16 часов, вахты идут по береговому расписанию. Матрос на трапе должен контролировать вход на судно, вызывать вахтенного помощника капитана, если пришли какие-то посетители, вести учёт в журнале посещений. Должен вести наблюдение за состоянием швартовных концов. В том числе, заведены ли на швартовые концы накрысники, эти круглые щиты против крыс, которые по концам могут забежать на корабль, щиты должны надёжно преграждать им путь на корабль. Также под ответственностью матроса на трапе сам трап – он должен быть безопасным для спуска-подъёма по нему, подтрапная сетка должна быть заведена. Вдруг пьяный боцман например упадёт с трапа? Тогда он упадёт не в воду между судном и причалом, а в сетку. Никакими судовыми работами матрос на трапной вахте не должен заниматься. У него ответственность за корабль.

Только вот наш старший боцман, Слон, очень уж любит злоупотреблять своим руководящим положением и статусом капитанова любенчика в палубной команде. Он регулярно пристаёт с претензиями на предмет того, что матрос на вахте должен ещё что-то делать. То скобы от ржавчины зачищать да красить, то подметать палубу, то барашки иллюминаторов смазывать тавотом.

В тот раз он мне предложил заняться вот этими вот барашками. С ним не очень-то поспоришь, тем более, если ты – всего лишь матрос, а капитан Г. матросов ненавидит и наоборот любит всеми фибрами души своего пухлого боцмана. Я включаюсь в это мероприятие, в котором также занят и Ник, другой матрос, который всегда был не прочь «постоять за правду». Как-то я ему объяснил, что у него горб вырастет, пока он будет доказывать, что он не верблюд, такие порядки заведены у капитана Г. и боцмана, да и вообще в Академии, а в принципе и в Росфедерации. Вот и в тот раз Ник спросил у меня, как же трапная вахта. Я ему что-то ответил, но злоба против боцмана, копившаяся уже давно приводит всю нашу кампанию к следующему примечательному казусу.