Я выдыхаю и жмурюсь на мгновение. Стыд оседает на щеках сажей. А внутри меня все клокочет.

Ну и кретин же, этот Киров! Чертов джентльмен! Мне сейчас очень хочется, чтобы папа отчислил его моментально. В сию же секунду. Пинком под зад выгнал из академии и велел не возвращаться. И я бы ему добавила прощального пенделя.

– Поэтому, Яна, тебя на занятиях не было?

Черт, я забыла ему написать.

– Согласен, причина более чем уважительная, – папа опускает смешливый прищур на куртку, в которой я все еще хожу, и перебрасывает его на Кирова за мной.

Я тоже оборачиваюсь и вижу, как тот стоит истуканом, с распахнутыми глазами и сжатыми челюстями. В шоке.

– Пап, ты не так все понял! – выставляю обе ладони торопливо и трясу головой.

– А как это понимать? – папа вскидывает густые брови. Маленькие глаза расширяются. – Кавалер несет тебя на руках домой, никак жениться собрался?

Я чувствую, как он пригвождает Кирова взглядом. Мне мерещится, что тот аж плавится от этих слов. Киров в одной футболке, но дрожит, кажется, не из-за холода. Мы с ним переглядываемся. В красных глазах стынет ужас. Он о чем-то меня громко спрашивает без слов. Или молит.

– Пап! Да не так все! – я делаю полушаг вперед. Больная нога сразу напоминает о себе и останавливает меня.

– А что это тогда было? – папа переводит недоуменный взгляд с меня на Кирова и хмурится. – Неужели моя дочь тебе не мила?

– Мила, – по-пионерски отвечает тот, поднимая голову. Тут же тушуется и пожимает плечами. – Просто я ей… не очень.

Совсем болван?! Зачем признаваться в том, чего нет? Арх!

Папа довольно смеется. Беззвучно, но я слышу в пульсирующих ушах громкое «о-хо-хо».

– Пап, да врет он! – воплю на исходе. Хотелось бы еще ногой топнуть, но она болит.

– Брось, Яна, ты уже большая девочка, я все понимаю, – а говорит так, будто я маленькая и ничего не решаю, еще и отмахивается от меня рукой, типа не тявкай.

– Ничего ты не понимаешь, – цежу, как нашкодившая собачонка, которую в качестве наказания забили в угол.

Папа делает шаг вперед и протягивает Кирову ладонь, игнорируя мои отрицания.

– Афанасий Игнатьевич.

– Очень приятно, Дима. Киров. Учусь в вашей академии, на третьем курсе, – отвечает тот и пожимает ее.

– Полагаю, мистер АСИ не нуждается в представлении, – папа кладет руку на пояс, убирая пальто назад, и разводит другой в воздухе, как часто делает во время разговора с кем бы то ни было. Жест прицепился еще со времен преподавательской деятельности. – Признаться, Яна впервые меня знакомит со своим кавалером. Я польщен.

– Пап, никакой он не кавалер. И тем более не мой, – я сжимаю кулаки и стучу ими, только они ни обо что не ударяются. Смотрю папе в глаза. Пытаюсь его убедить. – Просто помог.

Киров опускает уголки рта разочарованно, как будто, правда, расстроился и переводит горящий взгляд с меня на папу и обратно, но молчит.

– Яна своенравная. Ты же понимаешь, девушку надо добиваться, – папа ему подмигивает и даже хлопает по плечу, как боевой товарищ. – Ты, вижу, славный малый. У тебя все получится.

Что?! Папа это говорит? Этому мажору на пафосе? Да что с ним?

У меня сердце так колотится от негодования, что я сейчас тысячи киловатт электричества произвожу. И все уходит в атмосферу просто так. А хочется эту энергию в кого-то направить. То ли в папу, то ли в Кирова. Второго совсем не жалко, и я перевожу на него злобный взгляд. А он свой быстро уводит, смотрит прямо, боится попасться.

– Яна, пригласи гостя с нами отобедать. У меня как раз есть часик. Познакомимся поближе, – папа кивает на подъезд с радушной улыбкой. Ведет себя как ни в чем не бывало. Будто давно этого Кирова знает, будто уже благословил нас на брак.