Мама называла ее неблагодарной, она в ответ хлопала дверьми, подростковые бури бушевали в их доме, как и полагалось, а носки стабильно продолжали каждый год появляться под елочкой.

В студенчестве, переехав в общагу, она заново оценила бабушкин подарок, потому что зимой по холодному продуваемому полу, оказывается, было гораздо комфортнее ходить в тапочках и в теплых вязаных носках. За зимний семестр все имеющиеся в наличии шерстяные носки прилично истерлись, и на следующий Новый год она с благодарностью приняла от бабушки новую пару. И в этот раз абсолютно искренне расцеловала ее в обе щеки.

Сейчас же, когда она жила с мужем и детьми в новой квартире, шерстяные носки толком не пригождались никому из них. На детей было проще надевать специальные термоноски, которые отводили влагу, а они с мужем работали в теплом офисе и ездили на хороших машинах, так что бабушкин подарок применялся по назначению только пару раз в году, в те дни, когда на улице уже холодало, а отопление дома еще не дали.

Периодически она перебирала все эти запасы и уносила невостребованные шерстяные носки на всякие благотворительные сборы, хотя ей всегда почему-то было за это неловко.

А новые носки тем не менее продолжали появляться каждый Новый год. Неизменные и неизбежные, как день и ночь, как смена времен года, как жизнь и смерть.

Бабушка начинала подготовку загодя: могла в июле позвонить и степенно поинтересоваться, не будет ли она против, если пятка у носка будет красненькая, потому что зеленая пряжа уже закончилась.

— Да как хочешь, ба! — бросала она на бегу, решая миллион своих важных неотложных дел, которые были гораздо серьезнее выбора цвета носков. — Мне вообще неважно!

— А Мите какие вязать? Синие или черные?

— Любые!

— А размер ножки у ребятишек сейчас какой?

— Я так не вспомню, дома посмотрю и скажу! Все, баб, прости, занята! Целую! Перезвоню!

И чаще всего не перезванивала. Дел было слишком много. И на работе, и дома, и с детьми.

И потом уже ей звонила ее собственная мама и строгим мамским голосом говорила:

— Ты бабушке отправила длину ноги Вари и Елисея? Нет? Вот прямо сейчас иди и померь.

— Мам, ну они спят уже.

— Значит, утром. И обязательно! Бабушка ждет.

И она шла, мерила, отправляла — чтобы дети на Новый год получили от прабабушки все те же полиэтиленовые пакетики с шоколадкой и цветными носочками, которые они, скорее всего, ни разу не наденут.

Последние годы вся семья начала замечать, что носки стали немножко другими, не такими, как раньше. С пропущенными петлями, с неровно вывязанной пяткой и не всегда подходящими по размеру. Но никто не жаловался. Наоборот, радовались: раз бабушка вяжет, значит, все в порядке. Значит, еще поживет. Значит, болезнь и старость не смогли победить бабушкиного упорного желания жить и одаривать всю семью новыми шерстяными носками.

Но все когда-то заканчивается. Даже то, что казалось вечным.

Первый Новый год без бабушки всем было не по себе. Вроде праздник, вроде надо радоваться, а чего-то не хватает. Чего-то важного. Кого-то важного.

Не хватало носочков. Теплых шерстяных носочков — довольно бесполезных в их современной жизни.

И человека, который их вязал.

А в октябре следующего года она купила спицы, пряжу и нашла ролики в интернете, где очень понятно все объяснялось. Очень долго возилась, распускала все и начинала заново, потому что не слушались руки, спицы, путалась пряжа, спускались петли и, господи, ну как у бабушки хватало сил и терпения это все раз за разом вывязывать!

Но тем не менее к тридцать первому декабря у нее было три пары носков. Не очень ровных и не всегда одинаковых, но зато связанных собственноручно. И что-то правильное было в том, чтобы к новому джойстику для мужа, к огромному лего для сына и к кукольному дому для дочки добавить еще и эти носки.