— Попалась!

Чужие руки хватают сзади, тянут на себя, и она с визгом падает на землю. В полете теряет шапку, снег набивается за шиворот и там становится холодно и мокро, да еще и под спиной какая-то ветка, но на это сейчас абсолютно наплевать, потому что над ней нависает Мишка. Почти лежит на ней, руками только в землю уперся. Она первый раз видит его так близко и зачарованно рассматривает темные пушистые ресницы, подбородок с ямочкой и острые скулы. А еще красиво очерченные губы, которые Мишка напряженно кусает, вместо того чтобы растянуть в привычную ухмылку. Кусает и смотрит на нее. Молча. А потом сглатывает, и она видит, как по его крепкой голой шее прокатывается кадык. И у нее в этот момент тоже пересыхает во рту.

Мишка вдруг наклоняется еще ниже и касается губами ее губ. Короткий поцелуй, который она и понять-то не успела, но жаром сразу окатывает с ног до головы. Она изумленно выдыхает, снова смотрит на Мишку, он ловит ее взгляд и наконец улыбается. Быстро и как-то смущенно.

— Тебе холодно так лежать, — говорит он и с сожалением встает, подавая ей руку. А когда она неловко поднимается, то Мишка уже снова похож на себя прежнего. Он стряхивает с волос налипший снег, привычно светит ухмылкой и весело кричит что-то валяющимся в снегу ребятам. Она даже успевает расстроиться. Ровно до того момента, когда до нее доходит, что именно он им кричит.

«Не ждите меня! Я пошел Дашку провожать».

А потом она идет к остановке в его шапке, которую он выудил из кармана, ведь ее шапка мокрая, а снег все еще идет, и ей нельзя заболеть. А он не заболеет, ему сейчас море по колено. Он идет рядом, белозубо улыбается, сыплет идиотскими шуточками, а она хохочет над каждой из них, и так хочется, чтобы дорога до дома была бесконечной. И чтобы как можно дольше не таял этот первый снег — волшебный и удивительный, как все первое.

7. 7. Теплые носки

На Новый год все члены семьи получали от бабушки носки. Разноцветные, шерстяные, теплые, плотные, кусачие носки, завернутые в полиэтиленовый пакетик и связанные между собой ниточкой. Ниточку надо было разрезать или разорвать — и тогда их можно было носить.

Не члены семьи носки не получали. Кого к ним относить, а кого нет, самолично решала сама бабушка и чаще всего — в какой-то далекой жизненной перспективе — оказывалась права. Например, она вручила пару отличных синих носков Мите, который тогда был просто парнем ее внучки, даже не женихом. И ведь не ошиблась: они с ним поженились через год, родили двоих детей и до сих пор вместе живут. А вот дядя Витя, который изменил тете Свете, маминой сестре, оказался отлученным от носочного счастья раз и навсегда, и плевать бабушка хотела на то, что штамп в паспорте все еще позволял считать его членом семьи. Она таких ошибок не прощала, и даже когда Светка приняла неверного мужа обратно, бабушка своего решения не изменила. Носков на Новый год дядя Витя больше не получал. Никогда.

В разные периоды своей жизни она по-разному относилась к этим бабушкиным носкам. В детстве они были привычной, но не особо интересной частью праздника (прилагающаяся к носкам шоколадка была гораздо интереснее). Зато потом носки активно использовались по назначению, например, надевались под валеночки, особенно если надо было не просто до садика добежать, а, к примеру, на горку идти.

В школьном возрасте она красноречиво закатывала глаза, получая от бабушки очередные носки, но под строгим взглядом мамы всегда бормотала «спасибо, ба» и целовала ее в щеку. Но сами носки потом, конечно же, не носила. Немодно, некрасиво и вообще, мам, ну зачем она их каждый раз дарит, а? Скажи, что мне не надо!