– Тут работала его жена, – похоронным голосом бросила Саша. Она пробралась вперёд и села между нами. – Оставь его на несколько минут.
А мне было больно. Больно до глубины души. И эта душевная боль отзывалась болью вполне материальной, физической. По щекам текли влажные дорожки, а горло сжало в спазме.
Военный покачал головой и положил подбородок на руль, молча уставившись на заполняющее городские улицы «безмолвное веселье мира мёртвых» – силу инопланетного разума. Мою шею обхватили Сашины руки. Её голова уткнулась в моё плечо, ещё больше увлажняя и без того мокрую от крови и пота футболку. Так мы просидели ещё несколько минут.
Мои легкие сжались, со свистом выгоняя из себя воздух. Тело проткнули тысячи иголок. Очередной импульс, исходящий от монолита, напомнил об опасности, расположившейся в нескольких десятках метров от нас. С заднего сидения раздался крик Данила, но Саша тут же зажала ему рот ладонью, не дав возможности выдать нас. Глаза мальчика округлились и со страхом уставились на неё. Убедившись, что всё в порядке, я посмотрел вперёд. Туда, где с небес к руинам «Дирижабля» опускались шипы. Те из них, что уже успели опуститься, прижимались к земле под тяжестью нанизанных людских тел. Сияние, исходившее от них, как будто впитывалось в тела, из-за чего их кровеносные сосуды голубой сеткой опутывали всё пространство под кожей.
Взгляд остановился на женщине. Нанизанная, словно бабочка на иглу, запрокинув голову, невидящим взглядом она уставилась в нашу сторону. С каждым мгновением её глаза наливались голубым свечением. Волосы жертвы разметало по земле, а слабые порывы ветра то и дело подхватывали их и спутывали.
Вид изуродованного трупа выплеснул из меня новый поток эмоций. Я кинулся открывать дверцу. Не знаю, что я хотел сделать. Откуда-то издали до меня доносились крики Саши и Данила. Я не обращал на них никакого внимания.
Я открыл дверцу и увидел перед собой Михаила. И его лицо, искаженное в гримасе ярости.
Следующим кадром стал быстро приближающийся приклад винтовки. Удар. Боль.
Глаза закатались. Каким-то краем ускользающего сознания я ощутил падение на траву рядом с машиной. Мир заволокла тьма.
Первое, что услышал, были слова Михаила:
– Теперь до Химмаша топлива уж точно хватит.
Вояка захлопнул дверцу и защелкнул ремень в замке. Бросил:
– Саша, Максим очнулся.
Я открыл глаза, возвращаясь в реальность. За окном виднелось здание аквапарка. Справа от меня стояли узнаваемые высотки желто-белого цвета – граница Уктуса. Саша и Данил все так же сидели сзади. В моих ногах лежали огромные пакеты с едой и большая бутыль с водой. Моё тело туго сдавливал ремень безопасности. Немного ослабив его, я дотронулся рукой до небольшой шишки на лбу. Бросил взгляд в зеркало. Под правым глазом наливался лиловым синяк. Я коснулся его и зашипел от боли.
– С-сука… – вырвалось.
– Извини. Ты был не в себе. Бежать туда было сродни самоубийству, – Михаил протянул мне руку.
Кивнув, я пожал её, в знак примирения. Он был прав – я действительно был не в себе.
– Ага, – неловкая улыбка проползла по уголкам моих губ, но тут же исчезла, стоило вспомнить «Дирижабль».
Позади остались «Ботаника» и «Уктус», а впереди простиралась дорога, ведущая нас к Химмашу. К новой конечной отметке, где только сам Господь Бог знал, что нас ещё поджидает. Надежда на возможную там встречу с запоздавшими военными силами была для нас подобна чуду, однако мы стремились попасть именно туда. Впереди, слева, появились блики водной глади водохранилища. Воздух здесь стал очень влажным. Дышать стало тяжелей. Лобовое стекло покрылось бусинками водных капель, заставив водителя включить дворники. Во рту с каждым вдохом скапливалась влага, вынуждая откашливаться и избавляться от излишней мокроты в легких. Явление, прямо скажем, не совсем нормальное. Хотя… Что сейчас вообще «нормально»?