Поморщившись, я накинул на тело ткань, завернув, словно в саван. Похлопал по плечу. Во мне боролись странные чувства. Я не знал, что нужно делать в таких ситуациях. Да и на похоронах бывал всего раз. К тому же в детстве.

– Господи, дай покой ему. Пусть его душа попадет в рай, – ощущая некоторую неловкость в присутствии Миши, я все-таки продолжил:

– Извини, что мы бросаем его здесь…

Я замолчал, не зная, что ещё сказать. Рядовой стоял надо мной и курил, даже несмотря на то, что мы и так были объяты дымом.

Неожиданно он присел рядом и продолжил вместо меня:

– Молю тебя – помоги нам выбраться. Я не знаю, как к тебе нужно правильно обращаться, но если мои молитвы дойдут до тебя, то не оставь их без внимания. Направь нас на путь истинный и единственный верный… – замолчав, он сплюнул:

– Чушь какая-то.

Я поднялся на ноги и отряхнул колени от пыли. Михаил молча положил мне на плечо руку и повёл обратно, к машине. На несколько секунд дым расступился, и я увидел, что где-то там, за облаками, занимался рассвет. Слабое серое свечение, исходившее от облаков, дало надежду, что вскоре нам будет легче передвигаться и ориентироваться на местности. В тоже время, это обрекало нас на возможность быть обнаруженными, что сейчас было бы очень некстати.

***

Парк, который располагался перед «Дирижаблем», был огромным отпечатком недавно бушевавшего здесь пожара. От деревьев и кустарников, росших тут, остались только черные пепелища. Особенно нас удивили лежащие здесь обломки космического орбитального спутника. Его изуродованные зеркальные крылья, измененные в своей форме высокотемпературными явлениями, сказавшимися при падении, торчали из земли вверх и отражали еле уловимые признаки предрассветного свечения. Таких вот штук мы насчитали аж целых девятнадцать. Последнее крыло лежало разбитым у одного из главных входов в торговый центр. Скорость его падения была настолько высокой, что окна нижнего этажа выбило мелким крошевом, а само оно лежало в неглубоком котловане посреди кусков пробитого плиточного покрытия перед парковкой.

Вид не до конца разрушенного здания немного воодушевил меня – оставалась надежда на лучшее. Оно казалось почти нетронутым. Впрочем, наши ожидания не оправдались. Объезжая здание торгового центра, мы увидели обрушившийся свод, который рухнул в пустоту нижних этажей и полностью разрушил все перекрытия, сдерживавшие его доселе.

Моё сердце ухнуло, а я погрузился в состояние полной прострации. Надежды найти кого-либо в этом хаосе из бетона и стекла не осталось. Ситуацию усугубляло ещё и то, что в небе над зданием парили десятки «мозгококонов», а внизу, копошась в обломках, сновали туда-сюда полчища «синих».

Скрываемые пеленой дыма, мы сидели в машине в паре десятков метров от «Дирижабля» и наблюдали за происходящим. Всё внутри меня сжалось в единый сгусток ярости, сдавливаемый налившейся злобой артерией, с каждым ударом сердца всё сильней распираемой внутренним давлением.

Сам того не замечая, погруженный в исступленную злобу, я прокусил нижнюю губу. Струйка крови потекла вниз.

Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, не убежать, не выдать нашего присутствия, я всё крепче сжимал челюсть. Сидел, вжавшись в спинку сидения, упершись ногами в пол, вытянувшись в нервную струну и в бешенстве избивал свою грудь кулаком, не боясь пробить им ребра. Моё сердце рвалось наружу от переполнявшей его боли.

Михаил сидел и смотрел на меня в недоумении. Он обернулся к Саше, так как достучаться до меня не было никакой возможности.

– Что с ним? – он пытался ухватить мою руку, но при этом сам чуть схлопотал по лицу. Оставил дальнейшие попытки.