– Да не волнуйтесь Вы! В лесу и не такое бывает. С утра лето, вечером зима. Лес – он ведь непредсказуемый, самобытный. Хочет – смеется лучами солнца, хочет – плачет дождем и спит, засыпаемый снегом. Что Вас привело в лес, сударыня?

– Да ничего особенного.

– Как это? Особенную женщину ничего особенного в лес не приводит!

– А почему Вы думаете, что я особенная?

– Я Ваш рассказ читал, Вера Михайловна. Про Фросю, которая писала письма с фронта. Это ведь про вашу бабушку?

– Верно.

Карлик сидел на стуле. Качал короткими ножками и пил чай из блюдца, закусывая сушкой. Кукольный снаружи, домик был таким же кукольным внутри. Старинные часы с маятником, небольшая печка, справа от нее на стене – икона Божьей матери, а слева – шаманский бубен. Перед печкой диван, на котором они сидели, и небольшой журнальный столик, сделанный из пенька. Ветхий старенький ковер, красный, с цветами и ромбами. В углу комнаты – рабочий стол и монитор, показывающий попеременно разные участки леса. «Правительственная программа, все ясно», – вспомнила Яна. Рядом со столом – крутая лестница наверх. На поручне красуется горгулья. Бум-бум-бум. Семь вечера возвестили часы с маятником. «Наверное, меня уже ждут. Да нет, не ждут, радуются, что Костик один приехал, без своей мегеры», – подумала Яна.

– А чего плачем-то?

– Из-за личной жизни.

– А все, Верочка, из-за личной жизни плачут. Что конкретно не заладилось?

– Детей у нас с мужем нет.

– А сколько вам, Верочка, лет?

– 30.

– Шикарный возраст! Я в свои 30 только окончил институт культуры. А потом все закрутилось, встретил Томочку. И вот уже тридцать лет и пятеро детей.

– А где же Ваша Томочка?

– Она за грибами пошла. Она тоже гулять по лесу одна любит. А Вы так не смотрите на меня, Верочка Михайловна, с недоверием. Да, я карлик, но не страдаю. Не комплексую. Дышу полной грудью и радуюсь жизни! – Анатолий Матвеевич подмигнул. – Так что, Верочка, не огорчайтесь, и у Вас все будет. Я точно знаю! – карлик-егерь подмигнул второй раз.

– Я мужа не люблю.

– Ну, велика беда! Это потому, что Вы вина с ним мало пьете. Вы бокалы побольше купите, налейте доверху – и до дна! Залпом: хрясь! А потом посмотрите на него повнимательнее. И скажите все, что думаете. Откройте душу. Он же родной Вам человек. Сколько Вы с ним?

– Десять лет!

– И думаете, не любите? Десять лет прожили – и не любите? Да конечно любите! Еще как! Просто избаловались, подустали, потеряли контакт. Надо его восстанавливать. Зачем же сдаваться на полпути!

– Он меня тоже не любит. Просто не решился пока бросить.

– Как же Вас, Верочка Михайловна, можно не любить? Такую умную, интеллигентную, красивую, с фигурой, да еще и не пьющую? Любит сильно, просто забыл. Вы ему напомните. Купите два больших бокала вина…

– Да-да, я поняла. Налить доверху, до краев, и хрясь! – перебила карлика-егеря Вера.

– Быстро учитесь. И помните: тот, кто любит, не завидует! Вы, кстати, давно не писали. Про меня напишите, пожалуйста, в своем новом рассказе. Мне приятно будет.

Анатолий Матвеевич спрыгнул со стула, галантно протянул Вере руку и сопроводил ее до дороги.

– Ну вот, Верочка, почти пришли. Вам только подняться по тропинке, и Вы у дороги. Мне тяжело в горку, ведь не мальчик.

– Спасибо Вам, Анатолий Матвеевич. За все спасибо!

На обочине стоял джип Марика. Он прислонился к бамперу и курил. Когда увидел Веру, выбросил сигарету и побежал к ней.

– Ты где была, Вер? – спросил он взволновано. – Замерзла? Дождь такой зарядил! Я уже второй раз сюда мотаюсь.

– Я просто заблудилась… Разве снега не было?

– Какой снег?! Говорю же, дождь как из ведра. А ты и не промокла. Ну, прыгай в машину. Все тебя заждались.