Он взял в руки корпус старого аудиопроигрывателя, который пытался восстановить уже несколько недель. Пальцы привычно забегали по контактам, проверяя пайку, ища обрыв в цепи. Но сегодня работа не шла. Образы с площади, гладкое лицо корпоративного вещателя, слова о «новом рассвете» – все это назойливо лезло в голову, мешая сосредоточиться.

Даже здесь, в его крепости, отголоски внешнего мира находили его. Сквозь тонкие стены пробивался приглушенный, но настойчивый гул голо-новостей из соседней квартиры. Соседи, безликая пара, которую он почти никогда не видел, кажется, жили в унисон с глобальной информационной повесткой. И сейчас эта повестка была заполнена «Синтезом». «…марсианская программа является ключевым этапом…» – доносился до него обрывок фразы. «…беспрецедентные возможности для колонистов…»

Итан с силой сжал в руке отвертку. Марс. Опять этот Марс. Что им всем далась эта красная пустыня? Неужели Земли им мало для своих безумных экспериментов? Его научная часть, та, что еще не до конца атрофировалась под слоем цинизма и боли, невольно отмечала грандиозность замысла. Слияние человеческого сознания с ИИ такого уровня… это была задача, перед которой меркли все его собственные, когда-то казавшиеся прорывными, исследования. Но именно этот масштаб и пугал. Чем грандиознее замысел, тем страшнее могут быть последствия, если что-то пойдет не так. А оно всегда шло не так. Рано или поздно.

Он бросил проигрыватель на верстак. Бесполезно. Сегодня ему не удастся укрыться в механической рутине.

Он прошелся по комнате, ощущая себя зверем, запертым в слишком тесной клетке. Его квартира, его убежище, вдруг показалась ему такой. Давящей, душной. Он подошел к книжной полке – еще одному островку прошлого. Здесь стояли настоящие, бумажные книги, с шелестящими страницами и характерным запахом старой типографской краски. Реликвии ушедшей эпохи. Он наугад вытащил одну – сборник стихов какого-то давно забытого поэта XX века.

«…И я выхожу из пространстваВ пространство, лишенное дня…»

Строчки расплывались перед глазами. Он не мог сосредоточиться. Пальцы, державшие книгу, слегка дрожали. Не от слабости. От подспудного гнева, который он так долго и так тщательно подавлял. Гнева на тех, кто играл с человеческими жизнями, как с фишками в своей бесконечной игре. Гнева на себя – за то, что когда-то был одним из них, за то, что позволил им сломать себя.

Почему он выжил? Этот вопрос он задавал себе тысячи раз. В той группе было пятеро. Пятеро блестящих молодых ученых, отобранных для «Проекта "Прометей"». Он помнил их лица, их имена, их мечты. Где они сейчас? Что с ними стало? Официальные отчеты были сухи и лаконичны: «непредвиденные осложнения», «эксперимент прекращен». Но он-то знал, что за этими формулировками скрывались искалеченные судьбы, разрушенные разумы. А он – Итан Вестон – выжил. Искалеченный, сломленный, но живой. Ноша этого выживания была тяжела, как свинцовый саван.

Он посмотрел на свое отражение в темном экране выключенного терминала. Изможденное лицо, глубоко запавшие глаза, седина на висках, которой не должно было быть в его сорок с небольшим. Человек-призрак, тень самого себя. Но в глубине этих усталых глаз на мгновение мелькнуло что-то еще. Не просто апатия. Застарелая боль, да. Но и… упрямство. То самое упрямство, которое когда-то заставляло его сутками не выходить из лаборатории, а теперь помогало ему каждое утро вставать с постели в этом враждебном мире.

Мир снова стоял на пороге чего-то грандиозного и, скорее всего, ужасного. И он, Итан Вестон, невольный свидетель, запертый в своей башне из слоновой кости и пыли, ощущал, как тонкие, почти невидимые нити начинают тянуться к нему извне, нарушая его хрупкое, выстраданное уединение. Ему хотелось оборвать их, сжечь, уничтожить. Но где-то в самой глубине его истерзанной души зарождалось смутное, тревожное предчувствие, что на этот раз отсидеться не получится.