Этот снимок из прошлого, такой яркий и настоящий, безжалостно подчеркивал весь ужас того искаженного, полного боли голоса, который все еще звучал в его ушах. Апатия, так долго бывшая его единственным щитом, давала все новые и новые трещины, и сквозь них просачивалось что-то давно забытое, почти похороненное – чувство ответственности, смешанное с острой, почти физической болью за другого человека.

Он все еще был напуган. Панический ужас отступил, но его место занял холодный, липкий страх – страх перед тем, что сообщение Ани было правдой, страх перед тем, что его прошлое снова настигло его, и страх перед тем, что он, возможно, будет вынужден что-то предпринять. А этого он боялся больше всего. Вмешиваться, действовать – это означало снова погрузиться в тот мир, который однажды едва не уничтожил его.

Но аналитическая часть его разума, та, что когда-то делала его блестящим ученым, та, которую он столько лет пытался заглушить, начала неохотно пробуждаться. Сообщение Ани, при всей его чудовищности, было еще и… проблемой. Загадкой. Фрагментированные данные, поврежденный канал, зашифрованная передача – все это были элементы головоломки, которую его мозг, словно против его воли, уже начал пытаться собрать.

«Я просто проверю, – сказал он сам себе, и его собственный голос прозвучал в пустой комнате хрипло и неуверенно. – Я просто удостоверюсь, что это подделка. Изощренная, да, но подделка. Или сбой. Я найду этому рациональное объяснение, и тогда… тогда я смогу снова все это забыть».