Сначала он подумал, что это просто аппаратный сбой. Старый конденсатор вздулся, или где-то нарушился контакт. За годы простоя могло случиться что угодно. Или, что было еще вероятнее, это его собственная, расшатанная нервная система играла с ним злые шутки, заставляя видеть то, чего нет. Призраки в машине, отражающие призраков в его голове. Он уже хотел было снова выключить терминал, похоронить его под слоем пыли и забвения, но что-то его удержало.
Та самая натренированная годами паранойя, въевшаяся в него до мозга костей еще со времен «Прометея», когда каждый байт информации мог стоить жизни или рассудка, заставила его присмотреться внимательнее. Он активировал скрытый диагностический режим, его пальцы летали по архаичной клавиатуре, вспоминая давно забытые команды. На экране побежали строки зеленого текста – системные логи, отчеты о состоянии каналов, протоколы безопасности.
Большинство из них были чисты. Система спала, как и положено. Но вот он – один из самых глубоко законспирированных входящих шлюзов, тот, который они с Леной когда-то в шутку назвали «Норой Кролика», показывал странную активность. Не входящее сообщение. Нет. Скорее, серию очень коротких, почти неуловимых запросов на установление связи. Неудавшихся попыток «рукопожатия» по устаревшему, но сверхнадежному протоколу. Как будто кто-то очень осторожно, или наоборот, очень неумело, пытался нащупать в темноте дверную ручку, о существовании которой он даже не должен был знать.
Запросы шли с одного и того же, неизвестного ему идентификатора, замаскированного под системный шум. И повторялись с нерегулярными интервалами – раз в несколько минут, потом затишье на полчаса, потом снова серия коротких, обрывающихся сигналов.
Итан откинулся на спинку старого стула, чувствуя, как сердце учащенно колотится в груди. Это не было похоже на аппаратный сбой. И уж точно не на обычный сетевой шум, который его многоуровневые фильтры должны были отсекать с легкостью. Это было целенаправленно. Кто-то или что-то пыталось достучаться до него по каналу, который должен был быть похоронен под руинами его прошлого.
Он попытался убедить себя, что это какая-то новая, изощренная форма фишинга, нацеленная на старые, заброшенные узлы. Или, может быть, автоматический зонд какой-нибудь службы кибербезопасности, сканирующий глубины сети в поисках уязвимостей. Да мало ли что это могло быть! Солнечные вспышки, гравитационные аномалии, влияющие на древние ретрансляторы, да что угодно, только не то, о чем он боялся подумать.
Он хотел выключить терминал, разбить его, выбросить. Сделать вид, что ничего не было. Что этот тревожный огонек, эта непонятная активность – лишь плод его больного воображения.
Но он не смог.
Это было не просто любопытство. Это был тот самый зуд, который он когда-то ощущал перед каждым научным открытием, перед каждым шагом в неизведанное. Только теперь к нему примешивался леденящий страх.
Семя беспокойства, брошенное этим цифровым мерцанием, упало на иссушенную почву его апатии. И, вопреки всему, оно начало прорастать. Слабая царапина на его защитном панцире грозила превратиться в глубокую, кровоточащую рану. Он еще не знал, что это, но инстинкт самосохранения, отточенный годами выживания, кричал ему, что это «что-то» имеет к нему самое прямое отношение. И что тихая, уединенная жизнь, которую он так отчаянно пытался сохранить, вот-вот закончится.
Несколько часов Итан провел, не отходя от старого терминала. Он то погружался в анализ логов, пытаясь выявить хоть какую-то закономерность в странных запросах, то просто сидел, уставившись на мерцающий светодиод, который продолжал свою призрачную пульсацию. Снаружи завывал ветер. В комнате было холодно, но Итан этого почти не замечал, поглощенный своим тревожным бдением.