Я инстинктивно дрогнул, переводя быстрый взгляд с её кулака на её заплаканное лицо.

Рената двести раз все переиначит! Карикатурная в своем гневе, зацикленная на себе, на своем горе, в плену у собственных страданий! Господи, да если я сейчас ей начну доказывать обратное, она воспримет мои слова штыки. к чему эти выдумки? Зачем, вот просто зачем? Сколько же эмоций сейчас во мне бушует – гнев, обида, неприязнь и сочувствие! Как вообще можно что-либо доказать такому обиженному травмированному человеку?

– Рената, тебе помощь нужна. – говорю я как можно спокойнее.

– Под помощью ты подразумеваешь свой член?! – процедила она.

Я издал гортанный вой, сквозь плотно сжатые губы и взмолился в очередной раз за день.

– Рената, я понятия не имею с какими монстрами и ублюдками тебе довелось столкнуться, но не все мужчины – поголовные насильники, которые только спят и видят, как воспользоваться беззащитной девушкой, понимаешь меня!? – Я заглядываю ей в глаза, пытаясь на каком-то новом уровне, не знаю, вдолбить эту очевидную мысль в её голову!

Рената недоверчиво щурится на меня.

– Все вы такие… – обиженно бурчит она, насупившись.

Да еб твою мать – непробиваемая! Разумеется, она ведь травмирована – ей требуется квалифицированная помощь, а я не психотерапевт! Всё, что я могу – это хотя бы достучаться до её человечности. Слова могут помочь! Словами и диалогом можно разрешить недопонимание! Черт подери, можно остановить войны! Сколько бы не нужных смертей мы могли бы избежать, если бы с самого начала разногласий наши правители сели за стол переговоров, а не когда число погибших исчислялось тысячами с обеих сторон!

– Ты задумывалась над тем, что делаешь сейчас? Только вдумайся в эту мысль: ты и Алма похитили человека, посадили его на цепь, заманили в капкан, подвергаете многочисленным пыткам человека! Человека, Рената! – я специально повысил голос, но горло защекотало, и я вновь разразился мокрым кашлем.

Рената лишь молчала и буравила меня злобным обиженным взглядом.

– Ты станешь примером для других! – вдруг произносит она, вставая.

Я округлил глаз, забывая, как дышать.

– Каким примером? – в ужасе выдыхаю я, вжимаясь в угол.

Рената заходится истерическим смехом и вновь отходит к шкафам.

Нет! Нет! Нет! Только не это! Только не очередная пытка!

– Может ты и не виноват… – глухо отзывается Рената, копошась в ящиках: – Знаешь, мне даже доставляет тот факт, что ты весь из себя такой белый и пушистый – так пускай твои мучения и страдания станут уроком для насильников! Из-за их действий, пострадал «нитакусик»! – Рената поворачивается в мою сторону на одних пятках. На её лице вновь зияет широкая ухмылка, а в руках я замечаю у неё нечто продолговатое, отдаленно напоминающее полицейскую дубинку.

Я уже не могу сдержаться от подступающей истерики и истошно заорал, катаясь сбоку на бок по подстилке.

– Это ничего не решит, понимаешь? – завыл я, закрывая лицо руками: – Это даст обратный эффект – девушек начнут бояться… их начнут сторониться из-за твоих действий! Ты только приумножишь процент насилия и недоверия!

– И разве это не прекрасно? – произносит она, торжественно ухмыляясь. Она театрально развела руки в сторону: – Мы, девушки, также, как и вы можем быть безжалостны!

– Да почему ты равняешься именно на самые гнусные человеческие пороки?! – заорал я, резко поддавшись вперед. Я стоял на коленях, со связанными у груди руками. Застыл в этой унизительной «извиняющейся» позе. Тело пульсирует от боли, мой мозг закипает от безнадежного диалога. Я словно пробиваю бетонную стену своей головой, но каждый раз натыкаюсь на очередной слой – один толще предыдущего.