Да, парень по-настоящему взмок. И это неприятное и носу состояние, поддерживали даже хрусталики глаз, что искажая отображали все больше больших и ужасающих картин из цикла “Без будущего”. Так подтверждается странное(!), что никто не помог и не узнал: как хотелось ему слышать слова благодарности; напоминание – что гений. А еще лучше: быстренько получить защиту от окружавшего насилия. Вот поэтому – как бы в отместку: периодически отправляя непослушную челку влево, юноша все сильнее сжимал и без того уже искусанные губы, бормоча дежурные проклятия. Нет – сумасшедшим он тогда еще не был. И начиная приходить в себя от недавно пережитого – не обделённый любознательностью парень, стал всматриваться в разношерстную, иногда говорящую на разных языках публику. Но когда очередной прохожий или прохожая, не выдерживая такого внимания по-западному – максимально широко и дежурно улыбались навстречу; он воспринимал реакции “физий” за насмешку над собой. Вот так: захотелось одного – а выходило, совсем иное. В общем, и тут категорически не везло.

А с утра, обнимая несколько авторских работ – уподобившись неокрепшему орленку, он повторно летел в Венскую Академию художеств. Как говорится: был “в процессе”. И только поэтому, не придал значение внешнему виду; когда словно не разбираясь в композиции и цвете, решил облачиться в этот старенький, некогда очень официальный костюм. Хотя, чего с него взять – другого все равно не было… Так почему тогда и физически, этот не новый наряд захотел принизить: ужать плечи владельца?

Здесь повторимся: любитель живописи не сомневался в своей исключительности. А поэтому, вместо того чтобы весь прожитый год – подобно другим неудачливым абитуриентам готовиться, его прогулял – инспектируя столичную архитектуру. Помнится, что даже напевал тогда: Мои картинки берут!

Это правда – он стал забывать, как ночевал в здешних ночлежках; а кусок хлеба добывал ролью носильщика, и даже дворника. В общем, юный гражданин по праву возненавидел Австро-Венгерскую империю. Поскольку в своей нищете винил всех – ну кроме самого себя. А именно: евреев, венгров, славян и многих других – давно проживавших в ней народностей. Почему-то, молодой австриец уверовал: они отбирают рабочие места.

– Моя жизнь в Вене, – напишет он позже, – самое несчастное время. Я вынужден был спать на лавочках, дышать пылью – выбивая чужие ковры и даже чистить снег. Но зато, рисуя дешевые картины с видами городских шедевров – я самостоятельно становился великим!

Да, самоучка по живописи решил: что в этот раз обязательно поступит. Тем более что и близких давно обманывал: как хорошо там учится с прошлого года. И конечно, как всякая мать, урожденная фрау Пёльцл всецело поддерживала отпрыска; понимая – он австриец, а в стране прекрасные виды. Значит эта тяга к рисованию – нормальна.

Эх, знала бы его больная мать будущее, когда вспоминала:

– Все что сын видел – старался зарисовать. Только людей не изображал почему-то…

Но произошло немыслимое – самозваного гения опять не приняли. Хотя и был замечен экзаменаторами прогресс в манере рисования и формирования сюжета рисунка. Смех. Это они объяснили: – Мы принимаем талантливых и способных, а не тех – кто просто научился рисовать.

Итак, мощный удар состоялся. И главное, как водится: во время и точно в цель – в огромное самолюбие. Он вновь проиграл… Тогда что осталось?! Так это волочится от величественно-нарядных и праздничных, до убогих и грязных улиц; жители которых не шибко спешили убирать мусор. Отсюда, нокаутированный видел не только лицевую, но и обратную сторону ненавистного ему города. А ведь для большинства, Вена по-прежнему считалась чудесной; и более того: домом композитора из композиторов, короля вальсов Иоганна Штрауса.