Вокруг даже закланялись, но лиц не было видно, только дико светились белки глаз. И снова послышались Вове смешки.

– Ну, а теперь гуляй, рванина! – неожиданно закончил свою речь Нечаев и, залихватски выхватив у усача гармошку, заиграл что-то быстрое, удалое. Вокруг облегченно закрякали, забулькала водка – пили прямо из горла, обжигая губы ледяным стеклом, – кто-то пустился вприсядку. И все в кромешной зимней тьме.

Дверь кабака распахнулась, оттуда выглянул румяный толстый мужчина в донельзя измятом чиновничьем мундире нараспашку и накинутой поверх него грязной дубленке.

– Сергей пришел, что сразу слышно, – весело сказал он и, безошибочно выделив Вову из толпы, подошел к нему, – Евгений Васильич, здравствуйте! Мне Сергей говорил, что вы скоро будете. Очень рад, а я собственно, Прыжов Иван Гаврилыч, коллежский советник. Я, простите, так сам себя представил, но здесь образованных людей мало, и мы уж просто, без церемоний.

– Ничего, я тоже не слишком образован, – глупо и невпопад ответил нервничающий Вова, но Прыжов не обиделся.

– Отвыкли от России-матушки, – проницательно улыбнулся толстяк, – Пойдемте внутрь.

Длинный зал с низким потолком и рядами грубых столов освещался масляной лампой, висевшей на закопченном крюке, да еще стояли кое-где оплывшие свечечки.

За одним из столов сидели Нечаев и бледный юноша с мелкими чертами чуть ассиметричного лица. Нечаев негромко говорил что-то и все время пытался положить ладонь на плечо собеседнику, а тот все сбрасывал ее нервным жестом и был, кажется, сердит и испуган.