Она взяла за руку Юстаса и протянула ладонь Коле, но тот встал с другой стороны и крепко ухватил малыша за капюшон.
– Так-то лучше будет.
– Хорош уже.
– Ничего не хорош. Он как леший. Он нас сюда заманил.
И по невидимому в бесконечной черноте бетону они пошли вперед, вправо, назад и влево.
– Ну так как ты здесь оказался…Юстас? – недобрым голосом спросил Коля, когда они наконец расселись, заварили чай и закурили.
Дети долго шли в пустоте, хором выпевая обрывки попсовых песен – целиком ни одну не знали. Пели они большей частью для того, чтобы слышать друг друга, а еще чтобы заполнить бесконечность хотя бы звуками. Они шли и шли, шли и шли, совершенно не уставая (может быть, потому, что усталость – это тоже мерило времени, а никакого времени там не было) и вдруг как-то сразу, безо всякого заметного перехода, будто просто выйдя из темного угла на свет, оказались в знакомых местах – низкий потолок, ржавые металлические опоры, черные квадраты глубоких резервуаров.
До дома – ниши за занавеской для душа – шли радостные, смеялись, болтали и Юстас был словно старый, проверенный друг, свой среди них. А теперь вдруг такой вопрос.
– Я же говорил, я пошел за цирком и, – робея от того, что ему не верят, начал Юстас.
– Хватит врать! – довольно осторожно, но внушительно ударил по столу – два ящика ребром и шахматная доска на них – Коля.
– Я не вру, я…– съежился бедный Юстас и кудри у него встопорщились, как у только что вылупившегося птенца.
– Правду придется сказать, – строго и равнодушно обронила Аня, и от этого предательства (он-то думал, она за него!) Юстас совсем упал духом.
– Я не вру! – уже чуть не плача, крикнул он и Коля угрожающе привстал, а Аня хмыкнула и отвернулась.
– Ну…я…– он шмыгнул носом, – Меня похитили!
– Юстас! – хором крикнули Аня с Колей.
– Правда похитили! Ночью я проснулся оттого, что все звезды собрались и светили в мое окно. И я подошел к этому свету и там была лестница. Я по ней полез, а она вела из моего окна в люк и дальше в темноту, вниз, вниз и вниз, – он замолчал, открыл рот, как бы собираясь что-то добавить, закрыл его и наконец с надеждой улыбнулся.
– Ну и кто ж тебя похитил? Получается, сам сбежал, – рассудительно заметил Коля.
– Ну да, сам, – с готовностью кивнул Юстас.
– Из детдома? Или от родителей? – спросила Аня.
Юстас замялся, отвечать ему явно не хотелось.
– Ну, от родителей. Чего вы допрашиваете!
– Какой-то ты дурак, – резюмировал Коля, – Ну и чего с ним делать будем? В полицию отведем?
– Из дома просто так не сбегают, – ответила Аня.
– Он же дурачок! И родители у него есть!
– У меня тоже были! И сейчас есть.
– Ты – другое дело, – он помолчал немного и повторил, – Ты – другое дело. А этот…Да ты посмотри на него!
– Пусть пока с нами поживет, – примирительно сказала девочка, – Если что, сам домой запросится.
– Ну да, – с сомнением сказал Коля.
И Юстас остался с ними. Вскоре выяснилось, что для всякого дела Юстас бесполезен и даже опасен. Сети он ронял, ронял и улов, крыс боялся и к охоте был негоден, на прятках – «и это с его-то невинной рожей!», как справедливо заметил Коля – умудрился дважды выдать себя и товарищей. Решили было, что ему в самый раз нищенствовать, но и из этого ничего не вышло.
Юстаса посадили у дверей богатого торгового центра, дали в руки табличку: «Помогите, мама очень болеет, кушать нечего!». Юстас только жалобно глядел на них и хлопал ресницами – длинные они у него были.
– Ну, не дрейфь и не тушуйся. Ты – люмпенарий, жертва режима. Тебе стесняться нечего – это им стыдно должно быть, – сказал ему напоследок Коля и ободряюще хлопнул по плечу.