Когда ужин подошёл к концу, а тарелки опустели, разговоры стали рассеянными, словно все чувствовали: пора расходиться. Эмма, потягивая чай, первой нарушила молчание: – У нас в клинике на следующей неделе открывается новое отделение. Всё идёт с опозданием, как всегда… – Она устало улыбнулась. – Но, похоже, наконец-то справимся. Эмма работала педиатром – чуткой и внимательной, она давно умела скрывать свои собственные страхи за профессиональной сдержанностью. Только Дэвид знал, сколько раз она просыпалась по ночам в холодном поту, не в силах отделить тревожные сны от воспоминаний. – У нас в агентстве тоже не легче, – вмешался Адам, вытаскивая телефон из внутреннего кармана. – Слились с крупным подрядчиком, теперь по ночам сижу над презентациями. Рекламный бизнес, как всегда, пожирает время. Он работал в сфере маркетинга, но в последнее время был каким-то нервным – слишком резким, слишком тихим, слишком рассеянным. София тем временем уже стояла у входной двери вместе с Джозефом, провожая гостей. Она крепко обняла Эмму, коснулась плеча Дэвида, кивнула Адаму. Когда настал черёд Оливии, объятие было вежливым, почти формальным. – Спасибо, что пришли, – сказала София, стараясь не выдать внутреннего напряжения. – Конечно. Мы ведь… друзья, – сухо ответила Оливия. Джозеф в это время обронил за спиной тихое «до встречи», и его голос прозвучал так, будто он говорил не об обычной встрече – а о чём-то неизбежном. Всё выглядело, как окончание обычного вечера… и всё же в воздухе чувствовалось беспокойство, словно за этой дверью осталось что-то невыраженное, неотпущенное. Что-то, что только ждало момента, чтобы вернуться. – Пап, у нас с ребятами идея… – начал Алекс, выходя в прихожую, где Джозеф застёгивал пуговицы на пиджаке. Тот устало покачал головой, не дожидаясь продолжения: – Обсудим завтра. Уже поздно. Пора спать. Алекс кивнул, но в его глазах уже горел огонёк неподдельного интереса. Позади него Гарри и Эмили переглянулись – мгновение, полное немого согласия. Они не скажут ничего сегодня. Но тайна, спрятанная на страницах старого дневника, уже начала распутывать свои нити. То, что для взрослых было давно похоронено, для них – только начиналось. – Спасибо за приглашение, – сказал Адам, поправляя воротник. – Вечер удался.

Оливия уже собиралась что-то добавить, как внезапно в дверь ворвался порыв свежего ветра.

– Спокойной ночи, – пробормотала она, рассеянно глядя на освещённую фонарём дорожку. В тот же миг ветер закружил сухие листья. Оливия сделала шаг за порог – и вдруг резко остановилась. В полутьме на другой стороне улицы едва различалась фигура, свисающая с фонарного столба – словно повешенный человек. Его руки безвольно болтались, а рваная, вздувшаяся одежда намекала на нечто зловещее внутри. Одного взгляда хватило – она закричала, разрывая ночную тишину: – Боже мой… там кто-то! С её воплем выбежали Джозеф, София, Эмма и остальные. Первым с порога выскочил Дэвид. – Не подходите! – крикнул Дэвид, дрожа от тревоги, и быстрым шагом пересёк улицу. Приблизившись, он понял – перед ним вовсе не человек. Это было нечто между манекеном и пугалом: старый потрёпанный костюм, изношенная одежда, мятая шляпа. К шее был затянут массивный канатный узел, который крепился к столбу уличного освещения. – Боже мой… кто мог сделать такое? – прошептала Эмма, отступая назад, руку прикрыв рот, словно пытаясь сдержать содрогание. Дэвид, подошедший ближе всех, заметил на груди чучела приколотую листовку. Ржавый булавочный гвоздь удерживал её на месте. Бумага была чистой, плотной, как будто только что вырвана из блокнота. Надпись, сделанная крупными, уверенными буквами, бросалась в глаза – пугающе ясная, без единой помарки. «МЫ ЗНАЕМ, ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ. ЭТО ТОЛЬКО НАЧАЛО.