– Он прекрасен, – прошептала София, открыв шкатулку и обнаружив внутри изящный кулон с бирюзой. Она на мгновение застыла, будто вспомнив что-то. Джозеф, заметив это, нахмурился, но ничего не сказал. За двадцать лет этой дружбы – с университетских времён и до сегодняшнего дня – они пережили многое: свадьбы, рождение детей, переезды и обеды по выходным. Их дома стояли рядом, дети выросли вместе – Алекс, сын Софии и Джозефа, Гарри, сын Адама и Оливии, и Эмили, дочь Эммы и Дэвида. Им теперь по шестнадцать-семнадцать, и они были как родные друг другу. Казалось, что это – почти идеальная модель дружбы и сосуществования. Алекс и Гарри даже внешне напоминали друг друга – оба светловолосые, с открытым взглядом и легкой небрежностью в движениях, свойственной юности. Это сходство, почти братское, придавало их тесной группе ещё большее ощущение родства, словно судьба сама переплела их жизни с самого начала. И всё же… каждый день рождения Софии, как и сегодня, вызывал у всех едва заметное напряжение. Как будто именно эта дата напоминала о чём-то, что они все старались не вспоминать, пряча вежливыми фразами, подарками и уютными тостами. За окном темнело. Сад освещался гирляндами. Кто-то включил музыку – лёгкую, ненавязчивую. Смех детей доносился издалека, с террасы. Джозеф, подливая вина в бокал, уловил мимолётный взгляд, которым обменялись Оливия и Адам. Это был взгляд не тех, кто просто прожили вместе двадцать лет. В нём скользнуло напоминание – о чём-то общего, запретного, возможно, даже опасного. Он почувствовал, как его внутренний покой начал трескаться по швам. Сегодняшний вечер, как и двадцать лет назад, начинался со смеха и подарков. Но никто ещё не знал, что за этим последует. Как вино, тщательно выдержанное в подвале, прошлое снова начинало дышать. И этот день рождения, быть может, станет не просто праздником, а отправной точкой расплаты. София поблагодарила всех тепло, принимая подарки и комплименты с той грацией, которую за годы общения гости привыкли считать её естественной чертой. Она смеялась, благодарила, поддерживала разговор, но внутри ощущала, как холодной петлёй сжимается желудок. За всеми этими улыбками что-то неуловимо дрожало. Она замечала мимолётные взгляды между Джозефом и Оливией – короткие, почти невидимые для постороннего глаза, но слишком частые, чтобы быть случайными. Дэвид то и дело замолкал на полуслове, будто вспоминал, что не должен говорить лишнего. Даже Эмма – некогда душа компании, теперь сидела чуть в стороне с мягкой, задумчивой улыбкой; она слушала, но заметно была в собственных мыслях. Атмосфера была тягучей, как перед грозой. София не могла объяснить себе, что именно происходит, но чувствовала всем телом: под поверхностью этой кажущейся идиллии что-то не так. Что-то старое и, возможно, опасное, снова поднимает голову. Оливия, пока остальные хлопотали с закусками, бесцельно бродила по дому. Заглянув в кабинет Джозефа, она задержалась у стола, провела пальцами по лакированной поверхности. Пальцы почти машинально легли на ручку ящика, но она не открыла его. – Ты всё ещё ничего не выбросил отсюда? – спросила она, посмотрев на Джозефа через плечо. Джозеф, появившийся в дверях, пожал плечами: – Некоторые вещи… не так просто выбросить. Оливия задержала на нём взгляд чуть дольше, чем требовалось, затем опустила руку и вышла. Джозеф последовал за ней; они остановились у окна, переговариваясь вполголоса. В этот момент мимо проходила Эмма, и сцена не ускользнула от её внимательного взгляда. – Джозеф, вы с Оливией хоть вне офиса разговариваете? – поддела она с лёгкой улыбкой. – Или общаетесь исключительно в Excel? – На прошлом корпоративе он сказал мне «Добрый вечер», – парировала Оливия, подняв бровь. – Я до сих пор под впечатлением. Джозеф, не отрывая взгляда от бокала, сухо заметил: