«Нива» резко остановилась перед воротами больницы.

Когда мы вошли в приёмную, к нам бросилась медсестра, заполнявшая ветхий журнал за круглой деревянной стойкой.

– Что с ней? – спросила женщина у таксиста, который держал Аню на руках.

– Она потеряла сознание полчаса назад, – ответил я.

– В себя приходила?

– Нет. Я пытался помочь, но…

Санитар ввёз в приёмную каталку.

– Вы отец? – медсестра подозрительно посмотрела на растерявшегося водителя.

– Нет. Я таксист.

– А вы кто? – женщина обратилась ко мне.

– Друг…

– Можете остаться здесь… И позвоните её родителям, если у вас есть телефон.

– Хорошо.

Я протянул таксисту две слегка помятые купюры и сел на облезший кожаный диван.

В списке контактов я отыскал номер Аниной мамы.

– Алло, – почти шёпотом сказала взявшая трубку женщина.

– Здравствуйте. Это Саша, одноклассник Ани.

– Да… Что-то случилось? – голос становился громче.

Я слышал, как захлопнулась дверь. Видимо, Ольга Игоревна была на совещании. Она руководила крупной компанией.

– Приезжайте, пожалуйста. Аня в больнице. В центральной городской. Я тоже здесь.

– Почему она там?

– Ей стало плохо в торговом центре… Сильно заболела голова. Потом она потеряла сознание…

Неужели так трудно придумать более связную фразу?

– Я буду через пятнадцать минут. Дождись меня.

Я встал и принялся рассматривать длинный коридор поликлиники. На стенах висели плакаты и документы, лицензии и выписки из истории болезни пациентов, победивших страшный диагноз.

Не хочу говорить о том, что минуты превратились в вечность, повторяя слова из множества фильмов и книг, но это действительно было так.

За окнами мелькали проезжающие машины, в приёмной то и дело звонил телефон, больные монотонно переходили из одного крыла в другое, шелестя резиновыми тапками по кафельной плитке…

Я развернулся, краем глаза заметив ещё один плакат возле рентген-кабинета, и вышел на улицу.

Крыльцо больницы оказалось на удивление ветхим. Перила, обитые чем-то, напоминавшим линолеум, тянулись вверх, прижимаясь к потрескавшейся стене. Пандус испещряли глубокие выбоины. Интересно, для кого служило это приспособление?

Явно не для инвалидов.

Я спустился по лестнице и сел на лавочку возле витиеватого железного забора с пиками, выкрашенными в золотистый цвет перед днём города.

Кто-то затормозил неподалёку от тротуара. Я оглянулся. Мама Ани выходила из чёрного Audi. Небрежно захлопнув дверь, она подбежала ко мне.

– Что с моей дочерью?

В руках женщина нервно теребила ключи от машины.

– Её куда-то увезли… Пойдёмте.

– Как это произошло?

– Она упала в обморок в торговом центре. Мы сидели в кафе. У Ани заболела голова… Думаю, вам стоит поговорить с врачом.

Неужели так трудно придумать более связную фразу?

Зелёные глаза Ольги Игоревны впивались в мои.

– Что с Аней? – закричала она, открыв дверь в приёмную резким движением руки.

– Кто вы? – сорванным голосом прохрипела ошеломлённая медсестра.

– Простите… Я Ольга Вильчинская. Мама Анны. Только что привезли девочку.

– Сейчас придёт врач. Я ничего не могу сказать.

Ирина Васильевна, которую медсестра вызывала осматривать Аню, спустилась по лестнице и на высоких каблуках вплыла в приёмную. Белый халат был накинут поверх фиолетовой блузки и застёгнут на одну пуговицу. Она отозвала маму Ани в сторону.

Из их разговора я понял, что Ане предстоит обследование. Сейчас она лежала под капельницей.

– Пять месяцев назад Аня превратилась в замкнутого и неразговорчивого ребёнка, – сказала Ольга Игоревна, когда врач ушла. – Вечерами я не могла зайти в её комнату, потому что она запирала дверь и никого не пускала.

– На самом деле она мучилась от головной боли.