Демонстранты начали снова выкрикивать свои лозунги, но было заметно, что они боялись…

Потом прозвучала ещё одна команда, и каждая из девушек-полицейских повернула металлический стержень-поводок на пол-оборота по часовой стрелке – тут же с громким щелчком сетки-намордники у собак упали вниз и повисли на их шеях. Овчарки сразу же сорвались в дикий лай – то, чего еще секунду назад они не могли себе позволить из-за намордников. Изрядно оробевшие демонстранты перестали кричать и с ужасом взирали на шеренгу длинноногих девушек в коротких юбках едва удерживающих брызжущих слюной и захлёбывающихся лаем свирепых псов.

По следующей команде, девушки повернули металлические стержни ещё раз, и те внезапно отсоединились от ошейников. Собаки рванулись вперёд, прямо на демонстрантов. Девушки-полицейские безмолвно замерли в ровной шеренге, взяв уже ненужные стержни в правую руку и совершенно синхронно опустив их вниз.

Преследуемые свирепыми овчарками, недобитые агенты Запада в ужасе побежали в разные стороны, но так как все выходы с площади были перекрыты, они в отчаянии бросались прямо в растянутую полицейскими сеть.

Неспешно и уверенно, полицейские окружили сетью всю демонстрацию и, постепенно сужая круг, начали методично опутывать ею всех участников. Причём овчарки, не переставая яростно лаять, бегали вокруг и кусали демонстрантов через сеть за задницы и ноги. Из окружённой сетью толпы раздавались вопли, ругательства, громкие женские крики и визг.

Потом по команде каждая собака вернулась к своей девушке. Защёлкали пристёгивающиеся к стержням ошейники, и девушки-полицейские, синхронно повернувшись налево, строем направились обратно к своему автобусу. Тем временем другие полицейские выпутывали демонстрантов по-одному из сети и сажали в грузовики и автобусы.

Всё происшествие заняло не более пяти минут. Совершенно потрясённый увиденным Котиков безмолвно замер на краю площади; впрочем, как и другие свидетели. Всё это показалось ему сценой из фантастического фильма о далёком будущем. Сногсшибательные девушки в униформе и с собаками произвели на него просто невероятное впечатление. Несмотря на вопли и крики несчастных демонстрантов, Котикову показалось, что он увидел что-то невероятно красивое и гармоничное. «Немецкий перфекционизм…» – невольно пронеслось в его голове.

И в этот момент Илья Андреевич услышал, как кто-то совсем рядом сказал по-русски:

– Вот это! Именно это я бы назвал эстетикой диктатуры!

Котиков повернулся направо и увидел мужчину в сером костюме. Он его сразу узнал – тот тоже был на конференции, и тоже из Советского Союза. Только вот имени его Котиков не запомнил, а, возможно, даже никогда и не знал…

– А что вы хотели? – продолжал незнакомец повернувшись к нему, – Жестокостью и порядком человеческое сердце не покорить! Мы слишком чувствительны и поддаёмся эмоциям. А вот красота и порядок… Красота – это страшная сила. Красоте мы прощаем всё! Поэтому, если диктатура хочет быть эффективной и хочет народной поддержки – она должна быть красивой! Вы согласны со мной?

Котиков неуверенно что-то промычал, но незнакомец, не дожидаясь внятного ответа, прервал его:

– Можете не соглашаться, всё равно я прав, – сказал он, – Вот так, Илья Андреевич, и должна действовать диктатура! Красиво и эстетично! И эффективно!

– Простите… – растерянно пробормотал Котиков, которого удивило то, что незнакомцу было известно его имя, – Я что-то не припомню… И почему вы говорите про диктатуру?

– Диктатуру пролетариата, – уточнил с улыбкой незнакомец и представился, – Меня зовут Игорь Алексеевич. Думаю, что мы с вами ещё увидимся.