– Мы не нуждаемся в твоих суждениях, – отстраненно сказала София. – Мы нуждаемся в помощи. Ты можешь помочь?

– Я хочу вам помочь!

Николас громко сплюнул себе под ноги, и улыбка сползла с его лица; она будто стала валяться на земле, стала слюной в снегу, невесомая, стремительно замерзающая.

– Моему отцу не нужны деньги, и это самая главная проблема. На этом он и играет – вам неоткуда их взять; не будете же вы, например, продавать квартиру, чтобы потом остаться на улице, да за нее и четверти не дадут от нужной вам суммы. Но если деньги вдруг будут, то не принять их от вас он не сможет, ведь формально вы вернете ему долг. На этом ваши с ним дела должны прекратиться. Здесь все достаточно просто, так?

Он жадно смотрел на нас. В белесой тьме взгляд этот был почти не виден, но ощутим физически: так чувствуется опасность, ждущая за поворотом. Мы молчали; вспугни лишним словом, движением изворотливую змею и окажешься вдруг ужаленным ею.

– Вам нужны деньги… Деньги, деньги, вам нужны деньги…

София вскинула подбородок, произнесла громко, зло:

– Нет! Все не так! Нам нужно, чтобы от нас отстали! Чтобы меня не пытались насиловать! Чтобы из Глеба перестали делать преступника!

– Но я могу помочь вам только с деньгами!.. – понуро воскликнул бельгиец. – Это все, что в моих силах. Все остальное – бред какой-то, onzin32! Этот люмпен сам ее продырявил, наркоман долбаный, а потом и себя, или рейд их обоих прикончил – Сегежа, скажи, ведь так все и было?

– Кто эта Анна? – спросил я внезапно, и София взглянула на меня ошарашенно, дико. – Зачем твой отец пытался ее найти?

– А? Отец? Пытался найти?

Скрипнул снег под ногами ван Люста – он отступил спиною назад, превращаясь из темного силуэта в черную кляксу.

– Какая-то бесконечная бессмысленная чушь. Вы думаете, мне что – докладывают? Я знаю ровно столько же, сколько и вы! Знал бы, чем все оно кончится, к проклятому Ницше ни за что бы не притронулся, уж поверьте! Не знаю я никаких отцов, матерей, и кто что там ищет, ничего я не знаю, ясно вам?!

Клякса становилась пятном нефти, и снежное море засветилось, растворяя в себе эту чуждую грязь, отдаляя ее от нас, замерших под деревьями у пруда.

– Деньги! Я найду их! Я позвоню вам! Ждите!

Сухое тепло обхватило холодную руку, сжало. Откуда-то спереди последний раз крикнули «Деньги!», и рухнула тишина, покрепче кутая нас в снежную мглу.

Снова ночь, и рядом она; и мне снится, что прекрасное тело лишено жизни. Это не дыхание; всего лишь поземка, вьющаяся по аллее черного парка. Это не плоть человека; искусственная красота, застывшая рядом, и нет ни единого запаха, и крадется шум изнутри, гул сложного механизма…

Дневной свет заполнил весь квадрат кухни, поглощая рассеянный желтый луч от лампочки над газовой плиткой. В этом освещении я заметил на лице Софии чуть заметную косую черточку в уголке рта.

– Мы такие с тобой серьезные, – сказала она; голос был глух от долгого молчания, – и вполне по серьезным причинам. Но… – она наклонила голову, прищурившись, – я так больше не выдержу. Нам просто необходимо найти хоть что-нибудь хорошее во всем этом дерьме. Вряд ли бы я узнала что-то новое, как считаешь? Мы с тобой перепробовали все что можно, ну, кроме как обмена партнерами, и это правильно: не хочу быть с кем-то другим и делиться тобой не хочу. Ну а так, не думаю, что старик выдержит больше пяти минут. Зря это он все выдумал. Деньги в его случае надежнее.

София сардонически улыбалась. Взгляд ее горел нехорошим огнем. Я понимал, надеялся, что понимал: она просто спускает пар, но пар этот удручающе мрачно обжигал все мое существо. Я не знал, каким образом реагировать, и хотел промолчать; но некая сущность во мне глумливо подхватила эту игру.