– А может, ну к черту их, деньги, – заговорил я чужим голосом. – Нового в самом деле ты не узнаешь, зато все решится самым естественным образом. Возможно, даже приятным…

Осекся. Резко встал, отвернулся, с силой сжал зубы; кажется, прокусил губу; но боли не чувствовал.

– Прости.

За спиной повисла космическая тишина. Что-то соленое, теплое влезло в сознание, заполняя собой грязный рот. Холодная ладонь вжалась в губы, медленно повела в сторону. На коже остался чуть теплый след – хвост кровоточащей кометы, врывающейся в атмосферу, несущейся прямо на город, в одной из квартир которого разыгрывалась трагедия на маленькой кухне.

– Нет, – прошептала София совсем-совсем близко. – Это я прошу прощения. Нас заразили. Мы больны.

Глубокий вздох. Горячий воздух растекся на миг по затылку.

– Больны чужими желаниями. Заражены грязью. Ведем себя… как они. Говорим гадости, упиваясь. Я сдалась первая. Но нас можно, нас нужно вылечить. Есть ведь возможность.

Она обняла, прижалась ко мне.

– Нам нужно иметь свои собственные желания.

Я смотрел на стену перед собой: размытое темное пятно пульсировало там, ежесекундно меняя свое положение. Слушал голос и не мог поймать суть сказанных слов. Сказал осторожно:

– Но ведь наши желания уже существуют. И мы ищем возможности дать им жизнь, разве нет?

Повернулся к ней, глупо щурясь. Пятно со стены взорвалось яркими брызгами, превратилось в любимое лицо. Оно так же глупо улыбнулось в ответ.

– Послушай, – попросила София и заговорила будто бы нараспев: – Живущий ты в стеклянном доме человек. И на тебя голодных тысяч глаз обращены прожорливые взоры… Как, не разбив свое жилье, услышать тихий смех, как превратить всю грязь свою в прекрасные узоры?.. Не выходя из мира запотевшего стекла, я никогда помочь тебе бы не смогла. Но если эти стены не разбить – могу ли я тебя по-прежнему любить? Ответь, не открывая рта – я все еще тебе нужна?..

С тоскливым непониманием я смотрел на нее.

– София?..

Она взяла меня за руку, обхватила горячей сухой ладонью.

– Помоги мне с одним желанием прямо сейчас. Придумай мне музыку. Выпей со мной вина.

Морщась как от странной назойливой боли, недоуменный, я хотел было сказать что-то совсем уж безмозглое, но София потянула меня прочь из залитой солнцем кухни.

Вновь эти строки. И ноты, вяло танцующие на подушечках моих пальцев; и отупляющий разум привкус вина.

– Этот человек из стеклянного дома – кто он? – спросил я, когда София замерла на последнем такте.

– Это ты. И у тебя есть я. Поэтому на тебя смотрят завистливо голодные монстры, намереваясь сожрать с потрохами, разлучить нас. Я должна помочь тебе. Для этого нужно покинуть стеклянный дом. Разбить его. Лишить нас с тобой привычной жизни, возможно, до крови порезавшись осколками. Есть ли смысл у нашей любви в этих стенах?..

Слушал ее. Левая рука непроизвольно сжимала гриф гитары все сильнее. Что-то в словах Софии злило, хотя она говорила вроде бы правильные вещи, раскрывая суть своей неоконченной песни. То ли то, что мне казалось, будто без ее помощи я совсем слаб, то ли просто сам факт проживания в такой хрупкой конструкции, что опять-таки демонстрировало слабость, теперь уже нашу общую; любая злая жаба, получается, может сунуть в наш дом свой шершавый огромный язык и полакомится нами (скорее, одной лишь Софией – в контексте жизни). Это меня возмущало. Не хочется быть слабым, особенно в сравнении с какими-то уродливыми химерами. И потом, София ставит под сомнение наши чувства. Или я что-то недопонял в ее строках?

Неловко и громко звякнула струна под рукой.

– Получается, что наша любовь возможна, если разобьем дом?