11:11 Марина Тмин

© Марина Тмин, 2024

ISBN 978-5-0062-4484-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

твоя девочка – просто чудо, кролик из шляпы,

пьяный фокусник вытащил и тебе вручил.

просто прелесть – с комплексом «я росла без папы

и теперь не особенно выбираю среди мужчин»

хороша – раздета или одета – как спелый персик.

как она распахивает глаза, укладывается на плечо!

ничего в ней (почти ничего) не бесит,

ни о чем с ней не думается. говорить не хочется ни о чем.

все эти хвостики, пучочки и ноготочки, ночной тик-ток,

твои футболки, шампунь с кокосом, зубная паста с клубникой,

кофе, кино и танцы, зимой – каток,

ты даже иногда улыбаешься. чудеса, смотри-ка!

она к тебе забирается обутая на кровать,

не в силах сдержать эмоции – лепечет, стонет,

шутит и сама хохочет, не может ждать;

девочка, ради которой ты – в темный омут;

твоя девочка – идеал, фантазия, просто прелесть,

я была – чёртов тлен, яростный агрессор, капитан Немилость,

но мерцает экран в ночи: созвонимся, как будет время?

ты сегодня мне снова снилась.

быть мёртвым модно

расскажи мне что-нибудь, кроме правды,

расскажи мне сказку, поведай о том, что будет;

ещё слово истины – и ты будешь совсем оправдан,

и меня холодную принесут на блюде.

знаю, честность вроде как подкупает,

искренность – золото, но не выдержу больше честного слова,

ненавидеть жестокого,

ледяного Кая,

было проще, чем тебя, настоящего и живого.

ты бросаешься обнаженной душой на камни,

раньше лгал, оправдываясь патологической лживостью!

выскоблить бы иссушенную плаценту-память,

чтобы ни вздохом больше не разродилась

о тебе.

но сует картинки, как айфон предлагает воспоминания,

когда сидишь подавленный, одинокий, пьяный.

я твержу тебе: до свидания, до свидания,

отвечаешь: прощай. не будет теперь свиданий.

и пошёл прочёсывать подноготную,

как расчёсывают болячки старые на шершавых бёдрах.

я молчу и слушаю. продолжай, конечно, нормально, что ты,

наплевать, что искренность убивает.

быть мертвым сейчас модно.

да разве веселье выключишь, точно свет?

я выключал. ходил по миру хмурной и голодный.

твердил себе: нет дороги домой. домой дороги нет.

вглядывался в темные воды.

в бездну заглядывал, бездна смотрела в ответ,

задавала вопросы. я взрывался кометой.

разве чувства выключишь, словно свет?

разве можно прожить без света?

я встречал равнодушных, смешных и злых,

обездоленных, обеспеченных, слабых, сильных;

светлых, мрачных, жестоких. и никого, никого! не видел я среди них,

кто бы шёл по жизни уверенно, семимильно.

каждый плутал, тусклой лампочкой освещая путь,

петлял в лабиринте, не зная, найдёт ли выход,

нам инструкций к жизни не выдают,

но мы как-то справляемся и без них.

справляемся?

сам себя выходил и взрастил. вот – костыль.

видели бы, как учился снова ходить. за шагом шаг.

всё вокруг горело, а я обращался в пыль.

все вокруг смеялись, а я обмяк.

сам себя мотивировал и ругал, вставай, дурак,

там же солнце пылает, там о тебе поют

поэты и птицы, оркестр играет в такт,

соберись и иди. сам себе говорил. а птичка – фьють,

вылетела и сдохла. что это? я завидую?

ни обязанностей у птички не было, ни забот;

крылышки сложила, птичкина жизнь – лонгридом

к сценарию. я написал. я о себе написал.

смотрите: вот

я учился людям заново доверять. из груди рвал нож,

я себя осматривал, пристально изучал,

думал: это всё хорошо.

но по-хорошему

мне бы начать сначала.

я зашивал себя, заглядывал в битые зеркала,

я в прохожих искал подтвержденье тому, что жил;

дотянул до тепла. я себя за волосы дотянул до тепла;

посидел немного,

а потом остыл.

оранжевая предрождественская Луна над городом угасала,

свет проникал сквозь ставни, падал на вещи,

ночь карабкалась альпинистом в крутые скалы,

слово за слово – мы становились хлеще.

мыс становился островом. яхта, парус, отплытие,

нагоним. всех и вся нагоним! времени-то навалом.

сели на мель.

не торопите. просто не торопите.

последний огарок жизни по песку растекался салом…

лужица. а вот и лужицы нет. горизонт краснеет.

утренняя звезда встаёт над берегом опустевшим.

поищет нас, а потом забудет. и черт бы с ней.

всё одушевлённое сплавилось и сгорело.

остались только вещи.

говорят, что миром правит толерантность,

ты уже наслушался, набрал добра сверх меры.

у тебя всё впереди: ты – эгоист экстравагантный.

возражаешь: миром правят лицемеры.

говорят, что миром правит милосердие;

что бы ты ни делал, разнесут и прополощут,

и в итоге всё, что остаётся – быть усердней,

жёстче, громче, выше, дальше – больше.

пусть твердят, что ты нелепый, безрассудный,

но у них – ключи, у тебя – лом с отмычкой.

о себе набор суждений – самый страшный суд,

сам себе грехов навешал по привычке.

сам пошёл, с горящим взглядом, напролом.

скажут: нужно жить не так, живи под сводом правил,

сколько можно быть инертным, инфантильным, вероломным?

минимум – всю жизнь,

пока в двух метрах над тобой не зашуршит под катафалком гравий.

доверься ясности

доверься ясности.

доверься яркости, что струится

сквозь тьму и прорези в днях больных.

мы все боимся. мы все отчаянно жаждем принцев,

но даже

не говорим о них.

вслух! вслух сказать о том, что там прячется сокровенного —

выходить в пустынный, сожжённый край,

но

искренность шебуршит по венам,

доверяй свой искренности. доверяй.

мы все лелеем оплот надежды, ласкаем, прячемся,

но если вырвать из жизни страсти, в которые – с головой —

как в омут,

много ли в ней останется настоящего?

в ней – буквально – не останется ничего.

я теперь шатаюсь, впечатываясь то в край, то в угол,

прикладной математик: прикладываюсь к бутылкам,

Дед Мороз спешит к нам лесом, пустыней, лугом,

снайпер держит его на прицеле. видишь точечку на затылке?

я теперь в чудеса не верю, я верю в виски,

верю, что невозможно быть хорошим или плохим.

старость. прощайте, бурные ночи, прощайте, вписки.

у меня получилось быть овощем, причём все время чуть-чуть бухим,

потому что сам я не вывожу.

к нам спешат колокольчики. джингл белл.

Новый год – неизменная суета, пустота и жуть.

снайпер, всё, мы устали.

ты видишь цель?

Новый год подкрадывается, хватает за плечи, сует в мешок,

не обращая внимания на протесты и крики – волочет,

уходящий постарался на славу и стёр меня в порошок.

если у меня есть право желать, скажу короче:

оставь. оставь догорать. не пинай, не тыкай.

что-то живое бьется. боль разливается по суставам.

после двенадцати Золушка сама превратится в тыкву,

не мешай неизбежному. не видишь, как я устала?!

не видишь, как все устали?! брошенные сухими

ветками в костёр, подвешенные на вертел тушами

бессловесными, потрескивают агнцы. синее пламя. химия!

Новый год, дружочек, прошу, послушай:

завязывай с канителью, насилия через край,

обездоленных и бездомных плодят и множат.

у меня тут пластинок: любовь, надежда, радость. что нравится – выбирай.

это, кажется, на жизнь должно быть похоже?

это ни на что уже не похоже.

Новый год, твой предшественник – плут и хам,

бессердечная сволочь, если слов не жалеть.

Новый год, прошу тебя: будь милосердней к нам.

он стоит и скалится.

и я – смотрите! – растекаюсь в праздничное беспомощное желе.

жарко было. заносили день в катастрофический список.

ещё один форс-мажор. ещё один вдох взаймы.

весь промок. до нитки. и так же быстро высох.

теперь не мы. уже не мы. всегда немы.

фиаско? да, пожалуй, это фиаско.

было скучно. заносили вечер в блэклист.

а какие, кроме чёрной, остались краски?

дайте мне любые. дайте музыки и вина. и включите твист.

дайте вытанцевать. дайте безумствовать.

хватит катастроф. грустная музыка – рыбьей костью

горлу – поперёк.

поднимите пьяного, уложите в кровать.

закрывайте окна.

больше не будет РОСТА.

мысль в гомоне потонула. отражение в водах Нила.

в голову ничего не идёт. в голову ничего не идёт.

забирай меня, увози меня, пока не остыла,

изучи меня вдоль и сбоку. вызубри меня наперёд.

под ногами стелется нечто. может быть, автострада.

глаз замылился, руки ватные, в горле ком.

рада ли быть здесь? конечно, рада,

а улыбка скатывается в комок – летит снежком —

убит.

рад бы раненым быть, но лежишь, растекшись африканской пустыней,

не могу подобрать слов. ничего в голову не идёт.