А дальше события развивались совсем удивительным образом. Ехал через Шклов князь Потемкин. К своему бывшему протеже он заходить не собирался, потому что их отношения окончательно расстроились. Да и Зорич был уверен, что Потемкин настроил императрицу против него, даже на дуэль хотел его вызвать.

Ассигнация 1769 г.

И тут пришел к Потемкину еврей-торговец из Шклова и показал ему бумажную ассигнацию. Потемкин поглядел и не понял. Тогда торговец показал ему на слово «ассигнация» – «ассиинация». «Что это такое?» – удивился Потемкин. «У нас таких много», – ответил торговец. Потемкин затребовал к себе Николая Богдановича Энгельгардта, могилевского губернатора, который «любил до безумия собственную пользу». Энгельгардт стал допрашивать местных евреев, и они принесли ему много подделанных сторублевых ассигнаций. На вопрос: «Откуда это?» ответили: «А графы Зановичи и карлы Зоричевы и работают, и выпускают, и меняют». Речь шла о карликах-арапах, работавших на Зорича.

В Сенате началось секретное расследование. Выяснилось, что изготавливались ассигнации за границей и привезены были в середине апреля 1783 года через таможню Толочин. «Как так привезены?» Оказалось, пришло два ящика, помеченные как «карты». Сопровождал ящики поверенный Йовель Беркович, который впоследствии утверждал, что ящики подменили.

Зорич испугался. Решив спрятать концы в воду, он послал в Москву отряд из восьми человек во главе с Аннибалом Зановичем и администратором Благородного училища Салмараном, который обучал французскому и музыке еще девиц Нащокиных. Их кареты было решено арестовать по дороге. Под Москвой процессию остановили. При аресте проводился обыск, и было обнаружено два тайника, в которых находилось 77 тысяч 500 рублей фальшивыми ассигнациями.

Расследование перешло в открытую стадию. В дело включились Тайная канцелярия, администрация Энгельгардта. Все инстанции проводили обыски и допрашивали торговый люд Шклова, который охотно давал показания. Салмаран тоже пошел на сделку со следствием, он даже предложил в обмен на снятие обвинений отправить его в Европу с опасным заданием – найти печатный станок и злоумышленников.

Была создана специальная комиссия Сената, в составе которой находились личный секретарь императрицы Александр Храповицкий, Андрей Шувалов (Брюс), племянник Шувалова Бахнов, полковник артиллерии Лев Пушкин, дед поэта, сенаторы Иван Розанов, Николай Неплюев, Петр Завадовский. Было выявлено 778 сторублевых ассигнаций.

Зановичей посадили на пять лет в Нейшютскую крепость. Имущество продали, хоть оно и было не столь многочисленным, как ожидалось: золотая табакерка, три атласных фрака и камзол. Зановичам выделили по 20 копеек ежедневного содержания, хотя младший брат безуспешно требовал продать его часы и кормить их с комендантского стола.

Зорича же от ответственности освободили. Императрица не хотела, чтобы в это дело оказался замешан ее бывший фаворит. Он продолжал жить в Шклове со своими долгами. И ему опять повезло. Когда к власти пришел нелюбимый сын императрицы Павел, все думали, что он отнесется к Зоричу как к врагу. Но Павел, любивший храбрых военных, предложил Зоричу вернуться в столицу и сделал его генерал-лейтенантом и шефом гусарского полка.

Столько шансов и все впустую! Зорич вернулся. Но за год он присвоил 12 тысяч полковых денег, большую часть которых проиграл в карты. В полку он обирал и использовал подчиненных – присваивал табак и вещи солдат, офицерам не выплачивал жалованье, низших чинов отряжал перестраивать его имение.

Была собрана комиссия во главе с графом Гендриковым. Зорич сдал свой полк, вернулся в Шклов и 6 ноября 1799 года умер, чуть-чуть не дожив до нового столетия. Селение сдали в опеку, которую возглавил поэт и царедворец Гавриил Романович Державин.