100 великих криминальных историй XVII-XVIII веков Марианна Сорвина

Разбираясь в этих покрытых пылью времени историях, в основном частных, глубоко личных, начинаешь понимать, как же мало мы знаем о людях той далекой эпохи. Тогда были иные законы и иные способы дознания. Следователи были такими же дознавателями, но назывались они губными старостами и сидели в губной избе. Тюрьма была такой же избой, откуда нередко бежали при помощи охранников: здесь же все были «свои», и охранники – тоже. Крестьяне часто принимали сторону бандитов. И не потому, что хотели поднять восстание против правящего класса, а просто потому, что боялись и разбойников, и следствия: и те, и другие были опасными врагами – первые отомстят, вторые без вины запытают и засудят. И все это мы можем лишь чайной ложкой вычерпывать из немногочисленных работ историков, статей краеведов, да еще из старинных архивов, где сохранились скупые документы.

Здесь мы вынуждены отмотать нить времени на полстолетия назад от XVII века, чтобы не без некоторого удивления увидеть, что простоватую публику еще в середине XVI века (или уже в середине XVI века – по отношению к воцарению православия на Руси) совершенно не смущала идея ограбления Божьей обители, равно как и убийство игумена.

Мартовской ночью 1551 года в селе Белом Пошехонско-Романовского округа (ныне – это Ярославская область) было неспокойно. То и дело слышались какие-то скрипы, шорохи, шепот. Кто-то крался вдоль забора, кто-то свистнул. И наконец побежали – быстрый топот множества ног.

Руины церкви в селе Белое. Современный вид

Адриан, игумен молодого, десять лет назад построенного монастыря, вздрогнул, когда услышал шаги за дверью, и решил спрятаться в подполе. Но шайка уже заполонила обитель и искала ценности. К несчастью, они знали, где можно спрятаться, и довольно быстро извлекли Адриана из его укрытия, стали допрашивать. Игумен понимал, что сопротивление такому количеству разбойников бесполезно, и отдал им сосуд с 40 рублями – пожертвованиями на строительство церкви. Но им было мало, искали иконы, золото. Игумена убили, а монахов-насельников, захваченных вместе с ним, связали и бросили в подпол. Они сломали затвор одной из церквей, ворвались в алтарь, схватили и начали жестоко пытать трех учеников Адриана, а старца Давида убили сразу же. Тело самого Адриана было спрятано в окрестностях монастыря. Где – неизвестно.

Бандиты разжились книгами, свечным воском, ларцами, медными подсвечниками, кое-какой одеждой – в те времена все это имело материальную ценность. Потом прихватили лошадей и отправились делить добычу.

Дело это приняло совершенно неожиданный оборот, когда Иван Матренин, один из грабителей, прихвативший по-тихому увиденный ларчик, обнаружил в нем вовсе не деньги или золото, а образа и кисти для писания икон. Вот тут-то в нем и сработало внезапное раскаянье: «дерзнух неподобная украдох у своея братии». То есть, став виновником убийства игумена, этот Матренин почему-то грешником себя не считал и несчастному игумену не сочувствовал, а похитив орудия воспроизведения лика Божьего, устыдился до полного отсутствия чувства самосохранения и помчался каяться. Такова была психология: Бога, как авторитета, боялись больше, чем человекогубства.

Но интересно, что каяться Иван побежал не к тому, кто охраняет порядок, а к «авторитету № 2» – местному священнику, известному под именем поп Косарь. Черная ирония этой ситуации заключалась в том, что именно поп Косарь и был главарем шайки, напавшей на монастырь.

Дальше события развивались еще более причудливо. Циничный поп мог бы избавиться от впечатлительного Матренина и затаиться. Однако он тоже почему-то воспринял находку Матренина как дурной знак и собрал своих подельников на сходку. Происходило это в местной церкви Св. Георгия.

«Се же бе на нас полищное, се злое» – примерно так выразился нервный главарь, не подозревая, что его подслушивают.

За бандитами следил церковный служка по прозвищу Баба, которого давно интересовали странные действия попа Косаря. Узнав о делах Косаря, этот Баба не без презрительной насмешки заметил: «Безумен поп невесть, где девати, восхоте разбой творити такожде и душ человеческих побивати, устроих себя от неправды, богатство собирати и красти у сосед своих орудие…» (А.В. Воробьев «От татей к ворам. История организованной преступности в России»).

Примчавшись к губному старосте, служка все рассказал. За бандитами снарядили местных старост – Симеона (очевидно, Семен Александрович Гнездиловский) и Ивана (очевидно, Иван Плюсков) с отрядом.

О дознании того времени в книге историка А.В. Воробьева сказано следующее: «Помимо губных старост и персонала губной избы, рассказчик упоминает о неких «царских прикащиках». Дело в том, что Белое село уже в начале XVI в. по завещанию Ивана III было царской вотчиной, перешедшей по наследству к Василию III, а значит, оно и его жители ведались теми самыми царскими приказчиками.

На взаимоотношения последних с губными старостами проливает свет уставная грамота царским Подклетным селам Переяславского уезда. Согласно ей выборные земские судьи должны были в случае татьбы или разбоя судить вместе с губными старостами по губным грамотам. Подобный механизм действовал в дальнейшем и в других случаях: например, ямской староста также обязан был участвовать в суде с губными старостами подведомственного ему человека. Представляется, что в таких судах роль первой скрипки играли все же губные старосты, но даже в этих случаях у их партнеров по процессу оставалась важная функция «бережения», то есть надзора и контроля за судом. Естественно, в 1550 г., когда земская реформа еще не началась, место выборных судей занимали царские приказчики, и именно поэтому они присутствовали на процессе для защиты интересов своих подопечных» (А.В. Воробьев «От татей к ворам. История организованной преступности в России»).

Во время следствия старосте и приказчикам открылась мрачная картина жизни уезда, в котором давно уже процветали грабежи. Большая банда, в которой состояли более двух десятков человек, была хорошо организована – кто-то «стоял на шухере», кто-то осуществлял «шмон» или пытал свидетелей, кто-то дежурил на повозке, а кто-то сбывал краденое. У попа Косаря старосты быстро нашли все похищенное, которое он не успел сбыть.

Ивана Матренина по обыкновению жестоко пытали, и он быстро рассказал о своих уголовных похождениях и о крестьянах, которые участвовали с ним в налетах. Он же сообщил, «что после убийства они бросили тело Адриана на рубеже двух волостей, а наутро собирались сжечь в костре, но не обнаружили его на оставленном месте» (А.В. Воробьев «От татей к ворам…»).

Что же случилось с телом Адриана? Нет, он, конечно, не воскрес. Однако более семидесяти лет о нем ничего не было известно. Но однажды умирающий старец Иона в предсмертной исповеди отцу Лаврентию признался, что давным-давно, в ночь с 5 на 6 марта 1550 года, его отец Сидор нашел убитого игумена Адриана на рубеже двух волостей, возле их деревни Иванники. Он позвал сына Ивана, ставшего позднее монахом Ионой, и соседей. Все вместе они предали игумена земле без отпевания, потому что боялись обвинений и допросов: «заблюлися выемки от губных старост».

В самом деле: объясняй потом, что это не твое преступление, отправят на дыбу – и не в том признаешься. На это и рассчитывали бандиты – что подумают на соседей. А.В. Воробьев комментирует: «Откровенно непривлекательно выглядит фигура белосельского губного старосты Кирилла Васильевича Хвостова (губной стан переехал в Белое село в первой половине XVII в.), осуждавшего невинных и, несмотря на получение двойных откупов, продолжавшего притеснять обитель».

Крестьяне не любили выносить сор из избы и тем более – сотрудничать со следствием. Разумеется, об участи бандитов никто не сожалел. Это были вовсе не Робин Гуды, а обычные негодяи, которые грабили бедных и беззащитных людей, забирая у них сущую мелочь. Но, справедливости ради, стоит сказать, что все эти разбойники были не какими-то пришлыми каторжанами или неведомыми злодеями из других земель, а вполне обычными местными крестьянами, которых не смущало злодейское ремесло, а жестокость по отношению к жертвам ничем не отличалась от забоя скота.