Думается, гусара тогда заинтересовало бы только какое-нибудь сражение. Поскольку сражения не было, а азарт был, Зорич все чаще оказывался за игорным столом, что очень не нравилось императрице. Она признавала только семейные игры, вроде «дурачка», коммерческие (винт и преферанс). Но она знала меру азартным играм и преследовала игру на деньги. Постоянно оплачивать долги фаворита ей надоело.

Со своими любимцами она расставалась царственно – отделяла их «на хлеба», как сказали бы в давние времена. Так Зорич получил возможность съездить за границу отдохнуть, а потом отправиться в поселение Шклов.

Шклов был в то время городком с 6—7 тысячами населения. Жители, в основном евреи, занимались торговлей, ремеслом, ярмарками. В захолустное село Шклов превратили частые пожары. Принадлежало это бедовое местечко князю Чарторыйскому. Дальнейшая судьба поселения имеет две версии. В соответствии с первой, внук Чарторыйского продал село Российской империи. В соответствии со второй – поселение отобрали за долги, а за крепостных выплатили деньги.

И тут появился Зорич с энтузиазмом первооткрывателя. Обозрев Шклов и окрестности, хозяин понял, что нужны усовершенствования. Он основал Благородное училище для бедных дворян, желающих поступить на военную службу. Число желающих быстро выросло с семидесяти человек до трехсот. В училище давали серьезные знания – три языка, математика, риторика, музыка, танцы, этикет. Всем учащимся выдавались форма, денежное содержание и аккредитация на офицерское звание.

Зорич усовершенствовал и крепостной театр Шклова. Сама Екатерина II из любопытства дважды приезжала посмотреть, каким стал этот город. На самом деле она приезжала, чтобы встретиться с императором Австро-Венгрии. Но Зоричу хотелось напомнить об их былых отношениях, и он специально устроил все в своем дворце по той же схеме, что и в царском – чтобы государыне легче было ориентироваться в незнакомом пространстве. Даже спальня своим гарнитуром должна была напоминать Зимний дворец.

Все эти траты разоряли Зорича. Его поставщиками были ловкие дельцы и просто жулики. Они пользовались простотой и наивностью хозяина города и доводили его до крупных долгов. Зорич начал закладывать имения вокруг Шклова. Едва ли это понимали те, кто когда-то наблюдал и взлет этого человека при дворе, и его дальнейшие нововведения в глухом уголке. К примеру, друг императрицы, великий Вольтер, сочинял о Зориче хвалебные стихи:

А Зоричу приходилось лавировать, выкручиваться. Он многое хотел сделать, но совершенно не разбирался в делах и не умел ничем руководить. Хозяйственник из него был никакой. И тогда он пустился во все тяжкие. Говорили, что Екатерина называла Зорича «хорошим человеком, что творил плохие дела».

А мы вновь возвращаемся к указу о печатании бумажных ассигнаций для блага подданных и пользы крупного бизнеса, вышедшему в 1760‑х годах. Эти ассигнации стали результатом той самой Русско-турецкой войны, в которой участвовал Зорич. Благо подданных и польза крупного бизнеса, как мы понимаем, были ни при чем: просто изготавливать деньги из драгоценных металлов стало накладно.

Когда дела Зорича стали совсем плохи, к нему явился родной брат Дмитрий Неранчич. Кстати, это и была настоящая фамилия Зорича, но звучала она сложно, и он предпочел носить фамилию дяди.

Этот Неранчич был оборотистым малым и сразу же обратился к своим приятелям, неким братьям Зановичам – Марку и Аннибалу. В дальнейшем им приписывали самые разные связи и национальности. Говорили, что они сербы или венгерцы, родом из Далмации и т.д. Они переписывались с графом Калиостро, часто бывали в Европе. С Неранчичем они познакомились в Париже за карточным столом и представились ему графами. Многие уже понимали, что это шулеры, игравшие по-крупному, поэтому общались с ними неохотно. А тут новый знакомый поведал им, что есть у него брат – человек хороший и деятельный, но совершенно не разбирающийся в финансах. Братья тут же высказали желание помочь хорошему человеку. Они предложили сдать им Шклов в аренду и пообещали выплачивать Зоричу 100 тысяч в год. Зорич не возражал: выбирать было не из чего. Его даже устраивало, что кто-то занимается его делами, а он живет в свое удовольствие.