– Ты что, порешить его задумал? Порежут же на куски! – удивился решительности татарина Архип.

– Отца и братьев моих зарезал Кучум-хан за то, что служили они верно сыну Бекбулата Сейдяку, племяннику хана Сибири Едигера. Я один уцелел и теперь отомстить должен. Вот и найду я своего дядю в Чиги Туре, чтоб ближе быть к хану Кучуму. Дай Аллах Кучуму здоровья, чтоб не заболел ненароком он, не упал с лошади и не зашибся. Говорят, болен он глазами шибко. Стареет. Боюсь, не успею в глаза ему плюнуть, когда смерть его настигнет от кинжала моего. Поэтому, Архип, не задержусь я тут. Отдохну малость да в путь.

– Я тебя до Тобола доставлю, – заверил друга вогул, – а там к купцам пересядешь. Все равно изба занята, на печь не пущают, – потрогав шишку на лбу, пошутил Угор, – вдвоем грести легче, а обратно по течению и один вернусь. – И, взглянув на Ксению, которая расставляла миски на стол, добавил: – Может, и не один. Возьму да две жены куплю в Искере, что я, хуже Архипки, что ли?

Все разом засмеялись и, взявши ложки, принялись хлебать ушицу.

– Нельзя тебе теперича две жены, – вытирая руки о тряпицу, заявила Ксения.

– Это почему же?

– Крещеный ты нынче.

Вогул поперхнулся. Кузнец постучал кулаком ему по спине. Когда Угор наконец-то прокашлялся, то, вздохнув, заявил:

– Обманул меня отец Иннокентий, сказал, что все можно. Сказал, что одно другому не мешает.

И вся компания вновь залилась безудержным смехом.

***

Аблай вызвал к себе в юрту своего тайного советника Нуржана.

– Испей кумыс, дорогой Нуржан. Разговор у меня к тебе есть. Перехватил я голубя с посланием к Валихану от старцев, что живут на Орлиной горе, прозванной в народе Плохой Сопкой. Замыслили они хану Кучуму препоны чинить, – подавая пиалу, продолжал Аблай, – думаю, без волхвов в степи спокойнее станет.

– Я понял тебя, господин. Но не пойдут на сопку мои слуги, боятся. Туда с оружием ведь нельзя идти.

– Ведуны вновь собираются на заготовки к берегу Исиля. Там шалаш у старцев, и все лето они будут собирать травы и заготавливать рыбу.

Наступило минутное молчание.

Аблай умел ждать ответа.

– Господин, осенью они на Жаман Тау не вернутся, – поклонившись, подавая Аблаю пустую пиалу, пообещал тайный советник.

– Что это ты там в сени притащил? – поведя носом, поинтересовался кузнец.

– Я шкуру лосиную приготовил на сбруи. Выделаю ее, нарежу лентами, а ты подсоби мне серебро наклепать на сбруи. Я их в Кашире продам да домой что-нибудь привезу. Не с пустыми же руками плыть туда. Это тебе не пруды царские, чтоб порожними по воде шастать. Здесь Обь-река, без дела по ней не плавают. Соглядатаи у Кучума не дремлют, зараз выявят нас среди путников и купцов.

Вогул набрал из печи золы, расстелил куски шкур на полу, смочил волосяную сторону водицей и высыпал на них золу.

Растерев сырую золу по шерсти, он свернул кусочки шкур трубочкой.

– Дядька Угор, а что это ты тут колядуешь? – стоя за спиной вогула, поинтересовался Ванюшка.

– Шкуру травлю. Завтра вся шерсть слезет, и будет кожа гладкая. Уздечки смастерю из нее.

– Научишь меня уздечки мастерить?

– А пошто не научить? Зрей да запоминай. Коли вожделеешь мне помочь, возьми скрутки, в глину сырую зарой на берегу и накрой чем-нибудь, чтоб собаки не вырыли.

– Я камнями закидаю, в жизнь не отроют! – обрадовался Ванюшка, принимая у вогула свертки.

– Тяжелые они! Куды все сразу-то? – попытался остановить мальчишку Угор.

– Ничего, я жилистый, – похвастался Ванюшка и, пыхтя, понес шкуры на берег.

– Добрый помощник растет у тебя, Архип, – похвалил мальчика Ибрагим.

– Да, гляжу и не нарадуюсь. Когда меня копьем зимой ранили, совсем руку не мог поднять. Так он везде мне помогал. Дюже способный и хваткий малец, – смотря вослед Ванюшке, согласился Архип и добавил: – книжек выменял у купцов на шкурки, бубнит по ночам за столом с лучиной.