Я не выдержал, кинулся к нему. Мощный джеб одного из парней отбросил меня на кафельную плитку. Острая боль пронзила затылок.
Перед флаером отец остановился, по движению головы я понял, он что-то сказал Холту. Тот едва заметно кивнул.
– Сын, прощай. Теперь ты будешь выживать в одиночку.
Последние слова, которые я услышал от него. Один из парней толкнул отца в спину. Он наклонил голову, чтобы пройти в люк флаера. За ним быстро-быстро, словно тёмная волна, вкатилась группа. Флаер медленно поднялся, завис над цветником, сжигая ослепительно-оранжевым огнём движков смятые астролябии, которые так любила моя мать. Развернулся и мгновенно исчез. Оставив резкую вонь отработанного топлива. А я сидел потерянный и убитый горем рядом с бассейном. И слёзы туманили взор.
Из серебристой дымки шагнул высокий мужчина в светло-сером скафандре. Протянул мне руку, помогая подняться. Туман начал расползаться, унося с собой двухэтажную виллу из белого камня на фоне лазурного неба, голубую рябь бассейна.
И я обнаружил, что сижу у стены. А надо мной навис Ковалёв. Рожа его явно побывала в сильной переделке. Из носа тянулись две полоски крови. Под глазом расплывался синяк.
– Ты охренел, Рей, мать твою? – его голос гулко прозвучал в моей голове. – Знаешь, что бывает за нападение на офицера НКГБ? У нас за это полагается смертная казнь.
Меня повело, когда я с трудом поднялся, пришлось опереться о стену. В голове шумело, в висках жгло, будто проткнули нагретой спицей. Зрение сфокусировалось не сразу. Когда голубоватая дымка расползлась, я огляделся.
Этаж казался совершенно заброшенным. Пузатые, поражавшие своей старостью мониторы с выбитыми экранами, офисные стулья с оторванными спинками, светло-серые ящики компьютерных корпусов с уныло торчащими красно-зелёными проводами, разбитые, погасшие светильники, встроенные в стены рядом с потолком. Ковалёв сказал: «Палуба номер 17». Но мой нейроинтерфейс не мог разобрать символы, которые расплывались за стеклянным цилиндром лифта. Земляне использовали их для обозначения цифр, похожие на те, что были у нас. Но все-таки они отличались.
От площадки лифта во тьму уходил узкий коридор, обшарпанный пластик стен украшали старые плакаты.
Дарлин оказалась рядом, обняла меня. Осмотревшись, я взглянул на полковника, который с подозрением посматривал на меня.
– А что случилось? – решился спросить я.
– Ты не помнишь, Рей? Мы ехали в лифте. Ты вдруг спятил, набросился на меня, стал душить. Выкрикивал какие-то слова. Я не смог понять. Лифт остановился. Мы вылетели с тобой наружу. И начали драться. Я едва смог тебя утихомирить.
– Наверно, опять какая-то тварь влезла в мозги. Теперь в мои.
– Может быть, – полковник задумался, в голосе совсем не ощущалось злости. – Но, если эта мразь тебя загипнотизировала, как ты смог с ней справиться? Где ты был? Что ты видел?
– Ничего особенного. Так, картинки из прошлого. А что такое НКГБ?
– Новый комитет госбезопасности.
– Почему новый?
– У нас сейчас все новое. Правительство, комитеты, министерства. Великий Вождь все создал с нуля.
– Великий Вождь? А имя у него есть?
– Вот он.
Ковалёв вытащил фонарик, его яркий конус высветил плакат на стене. Опять кричаще-красный цвет. На его фоне две фигуры. На заднем плане лысоватый мужчина с бородкой. Протянул вперёд ладонь, словно указывая кому-то дорогу. Перед ним усатый мужчина в белом кителе с жёлтой пятиконечной звездой на груди. Тоже протянул вперёд руку с указательным пальцем. В низу плаката художник изобразил сосредоточенные лица людей, обращённые к этим, двоим. Один из парней держал толстую книгу с короткими надписями. Фонарик светил тускло, мой интерфейс перевести не смог.