— Летим сколько сможете, — распорядился оказавшийся рядом Гарм. Он был в своей обычной форме, а в руках держал седельные сумки.
— Дай хотя бы одну, — потянулся полетевший к ним Флегетон, однако получил отказ: — Вам и так тяжело будет. Вперёд.
И они со всех крыльев устремились к столице, где, судя по времени, как раз совершалась официальная свадебная церемония великого герцога Ареса и ангелки Астрейи.

5. Глава 5

— Нет, пташка. На этот раз нет.
Я сама не поняла, как очутилась на ногах, с неверием и надеждой глядя на тюремщика. А он заговорщицки приложил палец к губам и уже с прежней грубостью прикрикнул:
— Выходи живее!
Не чувствуя под собой ног, я вышла из камеры. Внутри у меня будто кто-то туго натянул струну, и с каждым шагом это натяжение пугающе росло.
— Налево. И топай, топай.
«В прошлый раз было направо. Но что, если нам кто-то встретится? Захочет остановить? Только бы повести себя правильно, только бы ничего не испортить!»

Но мы шли и шли, петляя по подземным коридорам, и никто не попадался нам навстречу. Перестали встречаться горящие факелы на стенах, и мой провожатый запалил свой. Наконец возле одной из дверей он вполголоса скомандовал:
— Стоп, — и, вытащив связку ключей, отпер замок.
Ни лязга, ни скрежета — дверь открылась бесшумно, словно её совсем недавно как следует смазали.
— Заходи, переодевайся, — тюремщик вручил мне факел. — Платье оставь там, как закончишь — стукни один раз.
Я кивнула и поспешно исчезла за дверью.

Эта камера была суше моей. Более того, в ней даже были деревянные, грубо сколоченные нары, на которых я с замиранием сердца увидела свою походную одежду и обувь. Без промедления закрепила факел в кольце у входа и принялась переодеваться. Крючки и шнурки платья неохотно поддавались моим подрагивавшим пальцам, отчего я в раздражении нещадно их дёргала, порой вырывая с мясом. Наконец освободившись, с невольным вздохом удовольствия надела рубашку и штаны, сменила узкие туфли на удобные сапоги, накинула куртку. Потом, шипя, когда шпильки дёргали волосы, распустила и без того растрёпанную причёску и заплела ставшую привычной за путешествие косу.
«Великие Прежние, какое счастье!»
Я поняла, что несмотря на совершенно нерадостную ситуацию, улыбаюсь во весь рот. Однако не стала возвращать лицу серьёзное выражение, а, как было условлено, коротко стукнула в дверь.

Она открылась сразу же. Тюремщик окинул меня с ног до головы внимательным взглядом, довольно кивнул и снял с пояса фляжку. Налил в крышечку воды и, ловко действуя одной рукой, накапал в неё десять капель из знакомого мне чёрного флакончика.
— Зачем так много? — удивилась я. Близость спасения и радость встречи подарили мне настоящий прилив сил.
— Затем, что даже второе дыхание имеет свойство заканчиваться, — наставительно ответил тюремщик. — А самое сложное у нас, по сути, ещё впереди.
После такого объяснения я залпом осушила крышечку — обещанные трудности меня не пугали, но подводить спутника не хотелось.
— Отлично, — тюремщик убрал фляжку и снял со стены факел. — Идём дальше, теперь я впереди.

И снова мы пробирались через каменные ходы под Обсидиановым дворцом. Я не заметила, в какой момент рукотворная кладка сменилась пробитыми в камне туннелями и исчезли двери тюремных камер. Не раз мы выходили на перекрёстки, где мой спутник всегда без раздумий сворачивал в ту или иную сторону.
— Как вы угадываете, куда идти? — полюбопытствовала я.
Тюремщик, бросив на меня взгляд через плечо, сначала недовольно проворчал:
— Вообще-то, мы договаривались быть на «ты», — а затем пояснил: — Всё просто. Я иду туда, куда мне сильнее всего не хочется.