Я прочел. Всего три буквы: «Зря». Даже точку не поставила.

3

Весь следующий день я противился по возвращении нахлынувшему желанию; после милосердно капитулировал и всю следующую неделю провел в разъездах. Нашел, как и предчувствовал, несколько переводов от Георгия Милиоти, осчастливившего Сергея этюдами Поленова и Коровина. Того самого вора в законе, который раз погорел на взятке прежнему губернатору, сам-то он умудрился извернуться, а вот хозяин области, увы, нет; с той поры у нас новый руководитель. Еще несколько подозрительных переводов оставил на будущее, мало что откроется в почте после первой публикации. Добавил несколько абзацев про окопавшихся среди перемещенцев преступников, все они, правда, уже с погашенной судимостью, но об этом я предпочел уверенно промолчать.

Главный, перечитав дважды или трижды, велел ставить на первую страницу, кроме моего расследования, рассказывать газете самой было не о чем, все остальные материалы, суть банальные перепечатки федеральных изданий. В самый низ страницы, «подвал», как он именуется у газетчиков, повелел поместить информацию о собственном уходе.

– Как и обещал, – хлопнув меня по плечу, уверил главный, теперь уже бывший. – Собственное заявление я уже подписал, твое назначение тоже. Теперь ты хозяин издания. Смотри, не профукай.

Пожав мне руку на прощание, выставил вон, и в последний раз собрал номер. Все последующие составлял уже я, благо опыт имелся, еще совсем недавний, когда главный уезжал в командировку в Нальчик: тамошние криптозоологи снова увидели снежного человека и даже представили его шерсть науке. О плачевных результатах анализа ДНК мы тактично умолчали.

Все последующие дни слились в один плотный комок. Сразу после публикации мне стали звонить то доброхоты, алчущие расправы над лично провинившимися перед ними сектантами, столь же активно писали и сторонники перемещенцев, обе стороны жаловались на недальновидность властей и пеняли мою нерасторопность. Среди последователей Каширина тотчас наметился раскол: большая часть ожидающих входа в святую землю, собрала манатки и отправилась восвояси. Странно, что повод для этого оказался немного иным, я-то рассчитывал поразить всех потенциальными связями Каширина с Милиоти, но вышло иначе: перемещенцы возмутились наличием бывших заключенных в своей среде. Нет, не так, возмутились, что я открыл им на это глаза. «Лучше б молчал, – писали многие, – мы меньше знали бы, и им спокойней к новой жизни приобщаться. Может, они переменились. А теперь доверие утрачено безвозвратно».

Отчасти были правы, тем троим мошенникам, ворам и тем паче насильнику податься стало некуда. Через месяц последний покончил с собой, но не наверное, он умер после драки в кафе, куда попытался устроиться, но надышался ли он газа или скончался от внутреннего кровотечения, тут медицина расходилась во мнениях. Молча обвиняя меня во всем происшедшем.

Последним к этому списку прибавился и Сергей. Он выждал три недели после скандала, не то действительно настолько не интересовался новостями, не то собирался с мыслями. Перед этим зашевелились и поселковые власти – в газету пришло письмо на имя главного редактора с требованием прекратить поношения сектантов, не будоражить общество голословными утверждениями и сохранять объективность. Я послал глуховскому голове собранные материалы, после чего мою машину облили помоями, предупреждая последний раз. Спасибо, не сожгли.

– Я надеялся на тебя, – медленно, точно спросонья, говорил Каширин, я молчал, слушая его тяжелое дыхание. Уж не пьян ли? – подумалось вдруг. – Так на тебя надеялся. Ты мне, нам всем здорово помог за эти три года. Понимаю, себе ты содействовал куда больше, но я… я думал, ты другой. А ты… приехал, расшевелил. И что нашел? Про мой Версаль и так знаешь. Про его судьбу и подавно, я давно обо всем договорился.