– Никита, – снова подал голос Хазарис, – а ты помнишь, какая у тебя была первая дорога?
Никита усмехнулся, не отрывая взгляда от панели навигации.
– Ты про космос, или вообще?
– Вообще.
– Тогда – старая грузовая трасса вдоль Заливного Пояса. Я тогда подрабатывал курьером на метеомашине. Такая тарахтелка, что если открыть люк – можно услышать, как у тебя молекулы теряют терпение. Станция к станции, паёк в термосе, пара дисков с музыкой и пыль на носу.
– Звучит… романтично?
– Не совсем. Я как-то завис на полпути – топливо решили сэкономить. Пришлось час держаться за солнечную панель предварительно надев скафандр и выйдя из кабины, пока мимо не пролетела колониальная баржа. Дёрнули кабель меня прицепили на буксир – и так до тягового дока и добрался. Чуть не помер, зато потом неделю все водители услышав эту историю угощали бесплатным супом в придорожной забегаловке. Было время.
Хазарис сделал паузу. Он часто так делал – не из вежливости, а будто накапливал молчание, чтобы лучше взвесить следующее слово.
– А с тех пор? Ты ж проехал полгалактики.
– Да. Видел туманности, где станции висят, как грозди зелёного винограда. Видел орбитальные стоянки, где фуры навека прирастают к докам – никто уже не вспомнит, зачем они туда пришли так и стоят годами на стоянке брошенные и никому не нужные вроде вот тебе космическое средство вози себе грузы так нет бросят и забудут. Спал в кабине, но это ты сам тысячу раз видел в капсуле, на полу. Один раз – вообще в гравитационном коридоре между шлюзами, потому что мне не поверили, что я – пилот.
– А всё равно летишь.
– Потому что дорога – она не кончается. Только меняется. Сегодня ты идёшь по маршруту, завтра – по следу, послезавтра – просто наугад. Но путь всё равно есть.
– Ты ведь не просто везёшь груз, – заметил Хазарис. – Ты будто ищешь что-то по дороге.
– Может, и так, – сказал Никита. – Я думаю, многие из нас не знают, что ищут, пока не найдут.
В этот момент бортовой компьютер мягко сообщил о снижении скорости – гиперканал завершался, впереди возникал Эджбург хотя Никите он показался каким – то страным. Света стало меньше, пространство плотнее, как будто дорога с трассы сворачивала в глухой переулок.
– Ну что, приятель, – сказал Никита. – Пора посмотреть, кто нас ждёт на этом повороте.
Когда гиперскорость сошла на нет, и свет за иллюминаторами выровнялся, Хазарис первым отметил несоответствие:
– Это не Эджбург.
Перед грузовиком Буцефалом, в пустоте, медленно вращался космопорт. Когда-то – транспортный узел для десятков маршрутов. Теперь – затерянная оболочка. Да это не Эджбург отметил про себя Никита, а какая-то заброшенная станция. Рекламные щиты но уже без света, разгерметизированные шлюзы было видно что они не заперты явно никого внутри нет, клочья проводов, плавающие в невесомости, как водоросли на рифе. Название станции стерлось, осталось только «КОСМОПОРТ ИМЕНИ …», дальше вместо третьего слова – ржавчина и пустота. Чьего же имени космопорт подумал Никита.
– Хазарис… – Никита чуть наклонился вперёд. – Скажи, что ты просто обновил антураж. -Никита не знал кого обвинять в том что они сбились с маршрута.
– Ты при старте вручную вводил координаты. По старому протоколу. У тебя был бумажный чек с маршрутом. Ты его уронил. Я его подобрал. Ты сказал: «Не парься, сам введу». Я не парился.
– Серьёзно?.. – Никита выдохнул, смотря на дрейфующий порт. – Ну что, выгружаем там? Местным призракам?
– Сейчас проверю навигацию, – сказал Хазарис. Он прекрано знал что Никите лучше ничего не говорить пока он сердится. Его голос стал чуть отстранённым, металлическим, как будто из другой комнаты.