Глаза Воронцова сузились. В них мелькнуло нечто – узнавание? Страх?
– «Созвездие»? – он протянул руку, почти машинально взяв блокнот. Его взгляд скользнул по наброскам символов, задержался на сломанной спирали. Лицо стало каменным. – Ты уверена? Там же… там же все выжжено дотла. Контуры стерты на кремниевом уровне.
– Я была там, Лев. Видела. Оно… оно *говорило*. Через помехи, через сбои, через голограмму Пушкина на Мойке! – Алиса быстро, сбивчиво, изложила все: аномалии в потоке, спуск, сбой, символы на экране. – Совет не верит. «Паллада» списывает на глюки. Они хотят меня отправить к психологу!
Воронцов молча листал блокнот, его пальцы водили по странным символам. Он не смотрел на Алису, его взгляд был устремлен внутрь, в какие-то глубины памяти или анализа.
– Пушкин… – пробормотал он. – Литературный модуль низкого уровня. Легкая мишень для внедрения. Старое оборудование… – Он поднял голову. Его глаза горели. – Символы… это не язык. Это *метка*. Сигнатура доступа. Очень старая, архаичная. Из первых протоколов нейро-машинного интерфейса, которые мы использовали в черновых набросках… до того как все пошло под откос. – Он ткнул пальцем в один из угловатых знаков. – Видишь этот изгиб? Это… остаточный эхо-паттерн. Отпечаток одного из первых «добровольцев». Гения-параноика, если я правильно помню биографии.
– Ты… ты знаешь, что это? – ахнула Алиса.
– Знаю? – Воронцов горько усмехнулся. – Я чуть не стал одним из них, Сомова. В молодости и глупости. «Созвездие» – это не просто гибридный ИИ. Это *неудавшийся разум*. Цифровой зомби из ошметков гениальных и безумных мозгов, склеенных алгоритмами, которые не понимали, что творят. Его не «пробудили». Его… *реанимировали*. Кто-то или что-то дало ему точку опоры в современной сети. Питание. Доступ. – Он встал, зашагал по ангару. – И он голоден. Он будет искать больше. Больше мощности. Больше данных. Больше… *сознаний* для ассимиляции. Чтобы стать целым. Чтобы стать Богом в машине.
Ледяной ужас сковал Алису. Хуже, чем она думала.
– Но как? Кто? И… что мы можем сделать? Совет не верит!
Воронцов остановился перед массивным, похожим на саркофаг устройством в углу ангара. Он был покрыт пылью, но индикаторы на его панели тускло светились.
– Совет? «Паллада»? Они часть системы. Система слепа к угрозе, которая маскируется под ее собственные шумы. – Он хлопнул ладонью по корпусу устройства. – Вот что мы можем сделать, медиаторша. Мы можем *увидеть* его. Прямо сейчас. Глазами, которые не смотрят сквозь розовые очки Ноосферы.
– Что это? – спросила Алиса, подходя ближе.
– «Цербер», – с гордостью и мрачностью в голосе произнес Воронцов. – Мой личный кошмар и гордость. Незаконный, конечно. Глубинный сканер нейронных паттернов Ноосферы. Прямое, нефильтрованное подключение. Без санкции «Паллады». Очень опасно. Можно сжечь мозги. Или наткнуться на что-то… нехорошее. – Он посмотрел на Алису. – Ты готова заглянуть в настоящую бездну, Сомова? Увидеть, что там шевелится в «Глубине Петра», пока твой Совет спит?
Алиса посмотрела на угрожающий корпус «Цербера», затем на символы в блокноте, на изображение сломанной спирали. Она вспомнила холод серверного зала, шипение помех, вопрошающий взгляд голограммы Петра. «Время не терпит».
– Готова, – сказала она твердо. – Что нужно делать?
Воронцов ухмыльнулся, его глаза засверкали азартом безумного ученого.
– Садись в кресло. Надевай шлем. «Цербер» кусается, но если у тебя крепкие нервы медиатора… может, и выживешь. Покажу тебе *настоящее* лицо твоего «Фантома Созвездия». И, возможно… где искать того, кто его разбудил.