– Лис, поаккуратней там, – подшутил я, – Возле той штуки растёт фон а-излучения, сама не заметишь, как вырастет дополнительная пара рук.

Иван хмыкнул, но тему, что ещё кроме конечностей может вырасти, развивать не стал.

– Андрей Степанович, это вполне может быть попыткой установить первый контакт, – предположила Уварова. – Совсем не факт, что это была атака. Есть виды насекомых, общающихся при помощи феромонов. Возможно, что хозяева этого корабля пытались поприветствовать таким странным образом.

– Плевком в лицо? – уточнил майор.

– Милые ребята, – согласно сказал Иван. – Мне расхотелось с ними здороваться.

– Разговорчики! – строго цыкнул командир.

– Есть.

– Что предлагаешь, Лис? – спросил Ляхов.

– Давайте двинемся дальше и попробуем не стрелять, если вдруг появится ещё один шар…

– Принято, – согласился майор. – Двинулись.

Мы, прикрывая друг друга, пошли дальше вглубь этого псевдоживого ксено-объекта. За залом снова был коридор, но на этот раз не такой большой, как первый. По потолку тянулись жгуты сосудов, начавшие при нашем появлении, переливаться различными цветами. От этой светомузыки меня начало подташнивать уже через несколько минут.

В этом разноцветном мигании силуэты наших кидо казались сказочными монстрами. Ляхов шёл впереди, а все остальные двигались за ним гуськом. Я замыкал, прикрывая тыл. Передо мной шла Лис. Следом за майором следовал Грива.

Кроме лёгкой тошноты, постоянно казалось, что за нашим отрядом кто-то наблюдает. От этого было откровенно не по себе, но вокруг никого не было видно. Сенсоры кибернетических доспехов также не фиксировали ничего.

– А-излучение немного растёт, – услышал я рапорт ксенобиолога, словно из-под воды, – но пока в норме.

Мы шли внутри биотехнологического механизма, а казалось, что это живое, гигантское существо. Может, это не экипаж за нами наблюдает, а сам корабль? Да и нужен ли живому кораблю экипаж? Если нет, то насколько разумен корабль сам по себе, и как он отнесётся к мелким существам, вторгшихся в его организм?

Я вот, например, был бы не очень-то счастлив, узнай о каких-нибудь насекомых или червях внутри себя. Может, именно поэтому чужой взгляд со стороны инстинктивно ощущается враждебным?

В какой-то момент эта враждебность стала буквально чувствоваться в воздухе. Несколько раз вздохнув, я провентилировал лёгкие и пошёл вперёд, ощущая почти физически сопротивление сгустившегося воздуха. Шедшая впереди Лис, оступилась и упала на колени. Я поспешил помочь ксенобиологу, подставив ей плечо. Она повернула голову ко мне, через поляризованное т-образное забрало её шлема не было видно ни глаз, ни лица, ничего.

– Я… – начала было девушка.

Но я прислонил палец к губам, призывая её к молчанию, сам не понимая, зачем это делаю. Почему-то в этот момент показалось, что ксено-объект говорит с нами. В сипении и пыхтении органических газовых клапанов мне чудились обрывки слов. Мы двинулись, заставляя себя идти дальше, в полумрак, озаряемый разноцветной пульсацией, жил на потолке.

Мы шли все вместе, я видел силуэты бронескафов своих сослуживцев, но чувствовал себя одиноким. Каждый из нас был в конечном итоге один. Мы рождались, отделяясь от матерей, и становились обречёнными на совершенное одиночество, сразу, как только обрезали пуповину, вплоть до самой смерти. Это было не справедливо. Родиться, повзрослеть, обучиться, набрать большой опыт, а потом просто прекратить существование. Это беспокоило и раздражало меня. Интенсивность эмоции страха смерти и одиночества были настолько нехарактерны, что я потряс головой, как пёс, выскочивший из воды.