«Шатались стены в доме моём,
Трещал у окна кирпич,
Ты громко кричала в доме том,
Свой демонстрируя клич.
Летели к чёрту, вернее в ведро,
Подарки мои тебе,
И нервно тряслось твоё бедро,
Отъеденное при мне!
Я искренне думал, что в рёбрах бес,
И всё пройдёт до утра,
Но встретил в глазах чужой интерес,
И я понял, что мне пора.
Прощаться не будем, теперь недосуг,
Как раньше смотреть – любя,
Свари другому свой лучший суп!
Чтоб понял всё про тебя».
А некоторые были полны трагической безысходности:
«Я так долго смотрел в глаза твои,
Забывая порой, кто я сам такой,
А потом ты сказала мне – уходи,
И поссорилось сердце с моей головой».

Вдумчивый читатель спросит – что же держало меня в Москве, в этих страданиях? Что мотивировало столько лет идти в сандалиях по болоту? Чей пример заставлял забыть о том, что кроме макарон по-флотски бывает и мясо по-французски? Я отвечу. Это были они – простые рабочие парни – Сильвестр Сталлоне и Стас Михайлов. Каждый раз, когда судьба хватала меня за курдюк, я вспоминал рот Сталлоне, искривлённый с самого рождения. «Человек с парализованной половиной лица смог сняться в главной роли в порнофильме! А чем я хуже?!» – убеждал я себя, отправляя заявку на Дом-2. Ради достижения цели Сильвестр семь лет оббивал пороги продюсерских домов, продал любимого пса, убирал за львами в клетке и работал вышибалой в кабаке. Что ж, и мне незападло раздевать людей за деньги в ресторане бельгийской кухни. А пахарь Михайлов! Сколько он пел в приморских кафе, сколько таскался по съёмным углам с бедняжкой женой, которая написала ему его первые песни? А потом – бац, и познакомился с супругой футболиста «Манчестер Юнайтед», которая успела очароваться начинающим музыкантом. Последняя оказалась не промах – развелась с футболистом, отхватила куш и знатно расширила бюджет начинающего музыканта. И впоследствии стала его женой. Я был близок ко всем описанным испытаниям, а значит, и к аналогичному успеху! Оставалось потерпеть, ещё немножко потерпеть…

Но алименты, кредиты и желудок не имели такого терпения, как моя мечтательная натура. А зарплаты в школе едва хватало, чтобы сводить концы с концами. И осенью я повадился менять ламинат в московских МФЦ. Работа была пыльная, ночная, сдельная. Мы начинали с 22:00 и заканчивали к 6 утра. Моим напарником был реинкарнированный Курт Кобейн. Коренной москвич, самостоятельно освоивший написание аранжировок и укладку ламината. Мало того, что он реально был копией легендарного рок-музыканта, так он ещё и жил соответственно. Текст, аккордики, димедрол. Но чаще – секс, экзотика, трихопол. В общем, 25-летний рокер старой закалки. Как-то он услышал мою новую песню, которую я написал в своей комнате для страданий, и очень ей вдохновился. Песня называлась «Карантин». Это был гимн моего разбитого сердца:

«Я надену маску, я сниму кольцо,
Позабуду ласку и твоё лицо,
В этом карантине не поговорим,
Видел в магазине, как ты шла с другим».

– Икар, я помогу тебе записать песню. Бесплатно. Во-первых, это актуально, во-вторых, мы сделаем её модно. В стиле «Ласкового мая».

– Спасибо, Аркадий! – так звали моего напарника.

Мы действительно записали песню, а потом ещё одну. «Карантин» взбудоражил мой упавший дух, а также публику, преимущественно её женскую часть. Возбуждённый мимолётным успехом, я, словно стахановец, начал выдавать по стихотворению в день и по песне в неделю! И однажды во время медитации ко мне пришёл инсайт – я должен выпустить сборник стихов! Вот оно! Наконец-то мне всё стало ясно! Спасибо Шри-Ганеша, дай Бог тебе здоровья! Оставалась самая малость – найти деньги, чтобы не ходить на работу и заниматься только своим творчеством. Этим желанием я нахально приравнял себя к великому Чехову, написавшему однажды: «Мне нестерпимо хочется есть, пить, спать и разговаривать о литературе, то есть ничего не делать и в то же время чувствовать себя порядочным человеком».