Когда это происходило, лицо мужчины покрывалось краской, лоб – испариной, а он… и дальше сидел на пеньке, провожая предмет своей страсти полным отчаянья взглядом.
Вскоре дворовые сплетницы притерпелись к «инопланетянке» и переключились на другие объекты, бесившие их ничуть не меньше. Взять хотя бы подозрительную парочку, квартирующую у старухи Булкиной. Соседки прозвали ребят сектантами. Что девка, что парень – ни с кем не здороваются, глаза прячут, в гастроном за продуктами не ходят, еду не готовят. Каждый день посыльный приносит им горячую пиццу, коробки от которой они выставляют прямо на лестничную клетку. Ну, не свинство ли?
Или, к примеру, два брата-погодка со странной фамилией Котик-Бэр, снявшие квартиру у наследников покойницы Ветродуевой. В вечернее и ночное время за их дверью стоит какой-то странный гул. Вот что они там делают? Вполне возможно, что печатают вредоносные листовки или химичат какие-то запрещенные вещества. А, может быть, они – агенты черных риелторов, решивших свести с ума стариков подъезда? Отправят потом всех в психушку и завладеют их кровными квадратными метрами. «Беспредел, однако, жить в спальном районе и не высыпаться, – решила сходка. – Наблюдаем за Котиками еще пару дней и сигнализируем в компетентные органы».
Но главным «ньюсмейкером» месяца стал внук подслеповатого деда Замойского, едва не убивший алкаша Пахомыча. Дело было так: сорокалетний Виталя приехал к деду в гости. В подарок привез огромный, во всю стену, плазменный телевизор. В момент, когда мужчина подключил новый аппарат, домой «на кочерге» приполз Пахомыч. Его благоверная, баба Катя, в квартиру мужа не пустила, послав его туда, «где назюзюкался». Тот уснул на травке под своим балконом, как не раз уже поступал в ожидании амнистии.
Тем временем, в Виталину голову пришла «мудрая» мысль: «Зачем с пятого этажа переть по ступенькам старый телевизор, если его можно сбросить с балкона?». Недолго думая, мужчина осуществил свой замысел. Шестидесятикилограммовый ламповый «Электрон-711» приземлился в полутора метрах от головы забулдыги и взорвался. Пахомыч, хоть и стал после взрыва заикой, но с жизнью не распрощался. Не зря говорят: «Бог хранит дураков и пьяниц». С этой минуты старик не берет в рот ни капли и регулярно ходит в церковь.
Казалось, уже никто из обитателей дома не сможет переплюнуть младшего Замойского в топе дворовых новостей, но Виктору Петровичу это удалось.
Одним прекрасным июльским вечером Группенфюрер Дуся согнала жильцов на собрание, где сообщила, что спрыгнувший с мозгов Бирюков превратился в опасного насильника. «Сегодня в пять утра, бегая по двору в совершенно голом виде, – негодовала женщина, – он предпринял попытку изнасиловать нашу дворничиху Фатиму. И довел бы свой замысел до конца, если бы на помощь бедняге не подоспел ее муж Шухрат, отбивший у маньяка жену поливочным шлангом».
– Не может быть! – загомонили соседи. – Какой из Петровича маньяк? Нормальный же мужик! А где Фатима? Она заявление ментам написала?
– Фатима в больнице, у нее нервный срыв, – с металлом в голосе отчеканила Евдокия Марковна, – а Шухрат… он…
– …твая мая не пан-нимай, – продолжил непривычно трезвый Пахомыч, которому в холодное время года узбеки не раз предоставляли «политическое убежище» в своей дворницкой.
– А где сам Виктор Петрович? – раздался высокий мелодичный голос Китайгородцевой.
Группенфюрер Дуся смерила Виолетту Максимилиановну уничижительным взглядом.