И вот этот самый «дом ветеранов», где послеобеденный сон – святое, «осчастливила» своим присутствием Мамзель, как за глаза называли новенькую соседи. Почему Мамзель? Потому что имя у нее чудное, а у ее болонки – еще чуднее. Потому что чурается простого народа. Потому что у Китайгородцевой ВСЕГДА – взбитая вверх прическа с букольками, как у графини «времен Очаковских и покоренья Крыма». И одевается она странно: дома (!) ходит не в махровом халате, не в ситцевом сарафане, не в спортивном трико, а в строгих темных юбках-карандаш и нарядных шелковых блузах с рюшами. На шее, как правило, бархотка, медальон или брошь-камея, на ногах – туфли-лодочки. Собачку Мамзель выгуливает и мусор выносит тоже на высоких каблуках. Для полноты образа недостает лишь шляпки с вуалью да кружевного зонтика. На фоне соседок в выцветших халатах и пестрых косынках Виолетта Максимилиановна выглядела, как павлин в курятнике. Ну как такую можно любить?

«Малахольная! – вынес вердикт „женсовет“, щелкающий семечки у подъезда. – И перед кем только выпендривается? Мужиков подходящего ей возраста в подъезде все равно нет». Их там и впрямь не было, если не считать алкаша Пахомыча да деда Замойского с пятого этажа. Так их за мужиков никто и не считал.

Жил еще на четвертом этаже бывший морской офицер Виктор Петрович Бирюков, но после смерти жены он уже лет пять на люди не появлялся. Спустится вниз, купит в гастрономе пачку пельменей да бутылку кефира, и – обратно, на диван, упиваться своим одиночеством.

Однажды, выйдя на балкон, он увидел гуляющую по двору даму с собачкой и вмиг забыл о своей традиционной сиесте. Незнакомка была похожа на его покойную супругу, но несколько выше и изящнее. Двигалась она удивительно грациозно, завораживая Виктора Петровича каждым своим жестом. Облегающая юбка цвета мокрого асфальта и полупрозрачная кремовая блуза сидели на ней очень ладно. Пуговички на последней были расстегнуты довольно глубоко, и из декольте призывно поблескивала завязанная узлом нитка белого жемчуга. Теплый ветерок шевелил светлые кудряшки женщины и время от времени вздымал вверх кружевные рюшечки на ее плечах.

– Кто это? – поинтересовался Бирюков у Группенфюрера Дуси, развешивающей на соседнем балконе свои панталоны с резинками в районе коленей.

– Новенькая из двадцатой… Питерская «интэлихэнцыя», – скривилась та, как от зубной боли. – Это от ЕЕ пианинки весь двор скоро получит рак ушей, а от ее заморских духов – катар дыхательных путей.

С этого момента Виктор Петрович потерял покой и сон. Он купил новый спортивный костюм и стал делать пробежки в часы, когда Китайгородцева выгуливала Сюиту – никакой реакции. Тогда он стал проветривать свой китель с наградными планками и погонами капитана второго ранга, аккурат напротив окон пианистки – все тот же ноль внимания.

Невзирая на неудачу, рук Бирюков не опустил, продолжая удивлять соседей своей креативностью. Мужчина оборудовал во дворе спортивную площадку, лично вкопав там турник и установив тренажер для подъема самодельной штанги. Стоит ли говорить, что площадка эта «по чистой случайности» расположилась там же, где ранее проветривался его китель.

Теперь ежевечерне под аккомпанемент Виолетты Максимилиановны, обнаженный по пояс отставник демонстрировал дворовым бабкам свои бицепсы с полувыцветшими татуировками в виде якоря и морского штурвала. Те ахали и цокали языками, подсчитывая, сколько раз он может сделать «жим лежа», а сколько «жим стоя».

Как вдовец ни старался, привлечь внимание новой соседки ему не удалось. Зато удалось сломать ключицу, в очередной раз, выполняя «жим лежа». Теперь он ходил с повязкой Дезо. Куда? А все туда же – на спортивную площадку. Садился там на пенек и делал вид, что читает газеты. На самом же деле, Бирюков ждал выхода Китайгородцевой на балкон, а еще лучше – на прогулку с одетой в кружевное платьице болонкой.