Здесь же, Вася, – тоска зеленая. Даже подраться не с кем. Пудель не в счет. Мы с Петровичем зашугали его так, что это трусло теперь все время за хозяйкой бегает. Ты знаешь, я – кот незлобливый, но Штемми шибко нос задирал. Все время давал понять, что я тут – незваный гость. Оно и понятно: Кунтиха носится с ним, как с писаной торбой: моет специальным шампунем, сушит феном. Разрешает ему спать в своей кровати. Подпиливает когти, чистит уши, протирает глаза. Водит вислоухого в собачий VIP-салон, где его стригут, малюют в абрикосовый цвет, делают массаж. Днем он валяется на бархатных диванных подушках и жрет дорогой шоколад. Тот самый, который для меня вреден. А летом в гостиной специально для него устанавливается домашний фонтан, чтоб это крашеное ничтожество в любой момент могло освежиться в прохладной воде.
Не поверишь, Васяха, но у пуделя нашего не только адресник на ошейнике есть, но и специальный чип под кожей. Его туда вшили, чтоб из Космоса можно было следить за передвижениями пса, если тот потеряется.
Нас с Петровичем это все так достало, что мы решили разъяснить пудельку, кто в доме хозяин. Дождались, когда бабка свинтила к соседке, загнали его в фонтан и минут двадцать оттуда не выпускали.
Он так напугался, что Кунтихе пришлось его к зоопсихологу вести. Тот Штеммика пользовал месяца три. Вроде как, подлечил, но без хозяйки он в гостиную больше не заходит, ждет ее у входной двери. Бабка смекнула, кто напугал пуделя, и посадила меня в загончик. Выйдя на свободу, я поцарапал ее антикварную мебель, сбил с полки фарфоровые статуэтки, сделал лужу на итальянском паркете.
Фрау Кунт помчалась за сочувствием к соседке Шульцихе. Увидев мои художества, та проскрипела прокуренным голосом: «Усыпить и сделать чучело!». Прикинь, как иностранцев не любит… Пусть бы чучела делала из своих уродок – объеденных молью кошек-сфинксов. Если бы так выглядел я, то, не раздумывая, утопился бы в унитазе. Шульц же этих монстров на конкурс «кошачьей красы» готовит. Считает, что у них – «безупречные экстерьерные данные». Такой вот у немцев вкус…
А недавно, Васька, были мы с бабкой на собачьих похоронах. Фрау Грубер прощалась со своим йоркширом Кнёделем. Штемми с нами не было – хозяйка не захотела травмировать его уязвимую психику. Так вот, хоронили пса в настоящем гробике, на специальном зверином кладбище. На надгробной плите, выполненной в форме косточки, была его фотография и надпись: «Мой верный друг, я буду о тебе помнить! Повиляй мне хвостиком с небес». Ну, не дурдом?
Старушки тут вообще чокнутые. Моя, например, заявила соседке: «Если я переживу Штеммика, предавать его земле не стану – кремирую и урну с прахом установлю у себя в гостиной. Если же умру раньше него, он будет наследником всего моего имущества. Завещание уже составлено».
Прикинь, братуха, не дочке все оставляет, не свинорылому внуку, а пуделю! Да если б наша баба Маня на Полкана все отписала, ее бы прямо от нотариуса в психбольницу отвезли. А тут это – обычное дело.
А еще, Вася, немецкой живности хозяева покупают подарки: лакированную обувь, шубы, ошейники со стразами. Дни рождения отмечают им в ресторанах. Лечат в специальных клиниках. Плоховидящим котам и собакам вживляют в гляделки искусственные хрусталики…
Ох, и соскучился я тут по нормальным существам: по тебе, по Полкану, по Кысе с Баксом, по нашей Орловке! Нет уже мочи никакой сидеть в благоустроенной тюрьме, где ни по крышам побегать, ни на помойке порыться, ни рожу кому-нибудь расцарапать. На все – запрет, «фербот», по-ихнему.
Так что, не верь, Василий, если скажут тебе, что за границей сплошь сметаной намазано. Наглая это брехня! Тебя бы радовали миски из дутого стекла, коврики из овечьей шерсти и пищащие игрушечные мышки, если бы ты весь день сидел на подоконнике? Ни пожрать от пуза, ни мышь на двоих раздавить, ни с котами из теплоцентрали силами помериться…