Так начался крестовый поход.

Они ехали на юго-восток, торопясь, останавливаясь только на ночлег и принятие пищи. Генрих де Сов, прощаясь с мирской жизнью, старался везде сытно поесть, ни в чем себе не отказывая. И, конечно же, угощал своих спутников. Все этим с удовольствием пользовались. Правда, Бертран старался еще принимать пищу, данную ему в дорогу Мадлен, но так как постоянно был сыт, яства кормилицы убавлялись мало. К концу второго дня Бертран понял, что пирожки Мадлен испортились на летней жаре, но перед этим он их все-таки немного поел.

Ему стало плохо – знобило и постоянно хотелось облегчиться. Но Генрих де Сов не желал задерживаться и пригрозил, что бросит Атталя, если тот не научится сдерживаться. Строгий шевалье поучал Бертрана терпеть, ведь в пустынных землях сарацин люди постоянно терпят лишения, особенно во время войны.

Бертран так исстрадался, что уже и сам хотел, чтобы де Сов бросил его где-нибудь на постоялом дворе – так будет честная возможность вернуться назад и не участвовать в походе. Никто его не упрекнет. К тому времени как Бертран поправится, барон де Фрей уже сядет на корабль. Он хотел уже осуществить свой план, но, на свою беду, согласился через силу поесть вместе со всеми. В харчевне Генрих де Сов заказал кабанчика. Жирное мясо вкупе с вином, съеденное хоть и в небольшом количестве, подействовало на больной живот Атталя просто катастрофически.

Всю ночь из него выходили и слегка покусанный кабанчик, и еще какая-то память о пирожках Мадлен, а наутро, промаявшись без сна, Бертран, в сильном ознобе, потерял сознание.

Он периодически возвращался в мир из объятия тошнотворного серого тумана и видел, как его везут, то положив между седел в люльке, сооруженной из рыцарского плаща, то он лежит на лугу и его обтирают холодной водой, то впереди маячат мощные зубчатые стены и ворота города.

Бертран очнулся в какой-то темной комнате. Неподалеку звонили купола церкви. Кто-то поднялся рядом с ним, и тут же в комнату заструился свет из открытых ставень окна.

– Мой господин, вы очнулись! – услышал Бертран голос Жако.

– Пить… – простонал он.

Жако поднес кружку с водой, и Бертран большими глотками осушил ее и опросил еще. Жако налил, а потом еще раз. Когда жажда была удовлетворена и сухие, потрескавшиеся губы стали влажными, мягкими, Бертран спросил:

– Где я? Сколько я проболел?

– Вы в Авиньоне, господин! Рядом церковь Святого Агриколы, слышите, вот только что перестали звонить?! Вы два дня в беспамятстве здесь лежали. А до этого шевалье де Сов, его люди и я еле вас довезли сюда. Все думали, вы Богу душу еще в дороге отдадите! Ну и отравились же вы! Честно говоря, у меня тоже того, ну, с животом проблемы были, но не так, как у вас, конечно.

– А почему у меня затылок болит?

– Когда по мосту в Авиньон мы ехали, вас так затрясло в лихорадке, что вы упали прямо на камень. Голова у вас крепкая! У другого бы, как орешек, раскололась, а у вас ничего, только шишка! Кровь, правда, еще была, да вроде де Сов сам ее остановил быстро. Мы въехали в город и сразу сюда – вроде как у шевалье тут какая-то договоренность была, что этот дом он снимет. Господин де Сов сразу, как вас сюда принесли и на постель уложили, послал своих слуг, одного в церковь Святого Агриколы за священником, чтобы он вас к небесам подготовил, а другого за лекарем. Сначала священник пришел – церковь-то рядом. Он внимательный попался, по-видимому, не только с молитвами к вам подступил, а с опытным взглядом сведущего в болезнях всяких. Тут как раз лекарь пришел и сразу хотел вам кровь пустить – мол, кровь гнилая, надо тело ваше освободить от скверны. А священник не позволил, прогнал лекаря и сам вас осмотрел, узнал от шевалье, что да как случилось, и дал совет по лечению, сказал, где и какие порошки, травки там, купить в городе. Меня шевалье погнал к этим торговцам снадобьями, а я что, я первый раз здесь, вообще впервые в жизни из деревни своей выехал. Я откуда что знаю? Потерялся. Потом уж шевалье сказал, что, пока меня ждали, вы чуть не умерли. Простите меня, господин! Слуги шевалье меня кое-как отыскали в соседнем квартале. Меня и ограбили к тому времени, и избили. Ой, господи! Пришлось снадобья еще раз покупать. А на следующий день Генрих де Сов ушел в капитул орденский и там был посвящен в тамплиеры.